Дмитрий Мазепин: "Компания к этому готовилась"

Заместитель председателя совета директоров и совладелец ОАО «Уралкалий» Дмитрий Мазепин прокомментировал аварию на руднике в Соликамске.

– Дмитрий Аркадьевич, оцените ситуацию на руднике.
– В 1995 году в этом месте было техногенное обрушение. С того времени ситуация находилась под контролем, мониторинг вёлся 20 лет, но несколько дней назад мы получили данные, что положение ухудшилось. Было понимание, что в этом месте возможны технологические риски, риски для людей, поэтому приняли решение поднять людей на поверхность.

Что сейчас происходит там, понять сложно. После обрушения в 1995 году это место было в кольцо забетонировано, и туда нет доступа, чтобы локализовать последствия этого обрушения. Остаётся смотреть, что будет происходить за пределами кольца с точки зрения того, сколько воды и рассола будет поступать.

Но компания к этому готовилась - и нынешнее её руководство, и прежнее. Первый и Второй соликамские рудники – старые предприятия. Второй – с 1973 года, первый – с 1937-го. Это наследство, с которым мы работаем. Ничего непредвиденного не произошло. Считали, что в 1995 году после обрушения должна была пойти вода, но она не пошла. Так случилось, «Сильвиниту» повезло, что обрушение не сказалось на рисках, которые запретили бы выработку месторождения.

– Рудник для вас потерян?
– Сегодня нельзя этого сказать. Прикладываем все усилия, чтобы не потерять его. Понятно, что природа сильнее нас. Остаётся реагировать в соответствии с теми данными, которые будут относительно воды. Закон добычи известен: вода и соль несовместимы. Это и происходит сейчас. Но компания имеет опыт ликвидации последствий, необходимые технологии и специалистов. К тому же правительственная комиссия после провала в 2007 году действует постоянно.

Безусловно, мы считаем, что оседание почвы произошло вследствие обрушения 1995 года. Новый провал произошл в 100 м от того, который появился 20 лет назад. Это, по сути, не авария, а её последствия. 20 лет компания с разными руководителями хорошо справлялась с этими последствиями.

– Что будет с рабочими?
– Думаю, будет перегруппировка рабочих на другие рудники, так как мы имеем запасы, резервы, близки сегодня к мощностям исторического рекорда: «Сильвинит» с «Уралкалием» никогда таких объёмов не показывали. Пока нет решения, что рудник потерян. Необходимо посмотреть, как пойдёт вода, и, возможно, её откачать. Ещё день, два, три – генеральный директор и руководители, видимо, примут решение, как и когда люди будут переброшены на другие рудники. Наверху обогатительная фабрика – она тоже будет задействована. Руда с других управлений будет завозиться на неё.

– Как компания планирует стабилизировать деятельность?
– Риск предполагался, но он не сразу проявился, и все данные показывали, что можно продолжать работу на Втором соликамском руднике. Ещё года три назад было принято решение «прирезать» участки с соседних рудников.

Если добычу сейчас придётся приостановить, то начнём разрабатывать запасы с соседних рудников. Мы минимизируем потери путём того, что запасы, которые есть, не потеряются, и повторения истории с березниковским рудником не будет. Приоритет был - не подвергать людей риску, не потерять запасы. По мере стабилизации ситуации компания продолжит работу в нормальном ритме.

– Новые рудники могут повторить судьбу этого?
– Знаете, очень сложно отвечать за решения, которые принимались в 1930-х, 1960-х, 1970-х годах. Те участки, которые разрабатываются сейчас, которые строятся, например, на Усть-Яйве, – проектируются по принципу «шахматного домика»: если случится авария, то она сразу будет локализована, а не так как раньше, когда вода могла пойти по всем пустотам.

На Втором руднике историю вспять мы повернуть не можем. Единственное, что мы можем, это минимизировать потери нынешних рудоуправлений и строить новые, исходя из более безопасной технологии.

– В связи с произошедшим, ускорит ли «Уралкалий» ввод других месторождений?
– У компании три больших участка – Усть-Яйвинский, Половодовский и Романовский. Если сценарий будет развиваться по негативному варианту, и понадобится долгий мониторинг, то, возможно, мы перенаправим средства, чтобы ускорить ввод новых мощностей. Это нормальный принцип: когда исчерпывается одно месторождение – переходить на другое.

Да, неприятно, что это происходит сегодня, а не завтра. Но месторождение старое, компания нормально смотрит в завтрашний день. Компания как работала, так и будет работать, производя 10-11 млн тонн продукции в год. Более важным является вопрос сбыта, а не добычи. В 2014 году на рынке был рекорд по потреблению – 59 млн тонн. Задействованы были все мощности. В четвёртом квартале будет определнное снижение темпов потребления. Это связано с сезонными и контрактными вещами. Все обсуждают новые контракты, это период затишья.

При этом компания не стремится добыть максимальные объёмы калия, потому что это приведёт к обрушению цены на внешних рынках. Калий нужно продавать ровно столько, сколько его необходимо. Сегодня приостановлен рудник, который добывал около 2 млн. тонн, но у компании есть понимание того, как его заместить – путём перегруппировки, работы на новых, более современных условиях на других участках, более безопасных для людей и компании.

– Ситуация угрожает другим рудникам?
– Нет. Перемычка между рудниками была сделана в конце 1960-х годов. Много было сделано для того, чтобы превратить её в серьёзную стену. Сейчас, к сожалению, мы можем только добросовестно исправлять ошибки, которые были сделаны ранее. Предупреждён – значит вооружен. Безусловно, мы ещё раз всё проверим, используя и науку, и современные технологии, чтобы в тех местах, где были риски, с учётом сегодняшних технологий их убрать.

– Связывался ли с вами Аркадий Дворкович (заместитель председателя правительства РФ, председатель рабочей группы по контролю за техногенной аварией)?
– Да, правительство в курсе. Они ждут выводов территориальной комиссии по расследованию причин аварии. Возглавляет её и. о. руководителя пермского Ростехнадзора. Губернатор провёл совещание. Работают все.

КОММЕНТАРИЙ НАУКИ:
Александр Барях, директор Горного института Уральского отделения Российской Академии наук:
– Это последствия аварии 1995 года. Это была одна из крупнейших аварий на Верхнекамских рудниках: сопровождалась резким опусканием поверхности на 5 метров. Магнитуда 3,7-3,8. Было много горных последствий, загазированность.

Авария была объявлена официально. Расчёты показывали, что водозащитная толща треснула. Мы ждали воды, но она не появилась. У нас есть расчёты и обоснования, что там лежат мощные пласты глины. Но, тем не менее, этот участок носил первую группу опасности и мониторился в постоянном режиме. Так 20 лет прошло. По сути, с 1997 года там всё было стабильно.

В сентябре 2014 года мы почувствовали, что там начались некие явления. К сожалению, они оказались последствием того, что вода прошла в рудник. Это могло случиться и 10-15 лет назад. Сейчас мы гораздо более готовы к минимизации рисков. Я имею ввиду систему мониторинга. У нас отстроены соответствующие модели. Даже проигрывался вариант, что будет происходить, если вода прорвётся. Сейчас будем доводить до конечного результата, выстраивать систему мониторинга.

Там, где образовался провал, никаких последствий для жителей Соликамска нет. Это заброшенные садовые участки. Мы прогнозируем, устанавливаем датчики, будем контролировать развитие провала. Зона будет огорожена. По мере мониторинга границы могут передвигаться.

Если будет самый негативный сценарий развития событий, рудник начнёт заполняться полтора года (первый березниковский провал заполнялся два года). В первые дни поток воды был большой – 5 тыс. кубов в час. В отличие от березниковского провала – в Соликамске не разрабатывался карналлит, а все риски связаны с добычей карналлита, это самый восприимчивый к растворению пласт.