С Днём Пионерии, ребята!

Текст: Дмитрий Ценёв

Наконец-то начинаешь понимать к концу жизни, что в ней, окаянной, тебе всё-таки нравится… или нравилось. Мне всегда нравилось ездить поездами дальнего следования и автобусами междугороднего сообщения, летать самолётами Аэрофлота — чем дальше, тем лучше… а ещё мне нравилось посещать парикмахерскую.

Почему? Потому что, в соответствии купленным билетам получая какие-то там услуги, даже и неважно какого уровня исполнения, получаешь ещё нечто. Отдавая себя в чужие более или менее профессиональные руки, снимаешь с себя ответственность за собственное существование. Тебя постригут, побреют, довезут, накормят…

И это некое подобие свободы: парикмахер и брадобрей, водитель автобуса или такси (в последнее время как-то не очень, но всё равно срабатывает), пилот авиалайнера и стюардесса, машинист электровоза и проводница в поезде, сами того не подозревая, делают кое-кого (возможно, только меня на этом свете) счастливым.

Пионерский лагерь — неотъемлемая часть русского менталитета в конце XX века. ЛТиО (лагерь труда и отдыха), помнится, студотряды всякие, да и само студенчество, которое, наверное, каждый хотел бы продлить на всю оставшуюся жизнь, впрочем, как и саму юность, армия — не смотря на всю ненависть к ней за бесцельно прожитые два года, и далёкое, ностальгическое эхо всего этого — туризм с его походами, клубами и изгибами жёлтой гитары, шашлыки и барбекю... Те же командировки, чёрт возьми. Опять же — поезда дальнего следования, междугородние автобусы, самолёты. Летний отпуск у моря, в конце концов, или выходные на берегу местного якобы заповедного озера.

Я любил свой пионерский лагерь, минимум, одну смену каждое лето проводя в нём, а потом — целый год до следующего лета ожидая, встречи со старыми друзьями, с девчонками, как и мы, подраставшими год от года, с начальником лагеря, главной пионервожатой и некоторыми воспитателями, тоже, видимо, любившими этот, именно этот, пионерский лагерь.

В последний приезд, когда мы были уже самыми старшими — Первым отрядом, возбуждённые долгожданной встречей, в первый же день мы и провинились, и я, честно говоря, был одним из зачинщиков старинной русской пионерской забавы — сражением подушками во время тихого часа. Подушки, как главное нынешнее оружие будущего пролетариата и советской интеллигенции, летали, сбивали с ног, молотили по головам, и ничем хорошим, разумеется, это кончиться не могло.

Смешно, но, похоже, факт: Великая Русская мечта скромнее великой американской (даже чисто в долларовом эквиваленте), правда, до сих пор не могу понять, в чём она всё ж таки состоит-то? А вот Русская идея — это да: это необъятно, изначально необъятно — по заявке, так сказать, по определению, которое потому-то тоже никто и дать-то не может.

Стоп-кадр длился недолго: все рухнули вниз, на свои кровати, и воцарилась тишина, анекдотически прошлёпали чьи-то босые ноги, видимо, за катастрофически недостающей подушкой и скрипнула кровать. Недостаток подушек у одних и переизбыток у других легко выдавали весь контингент преступников…
— Санькин, сколько у тебя голов?
— Одна.
— А подушек три! Все, у кого количество подушек не соответствует количеству голов, встать!

Заработать миллион?! Скажи кому — в лицо рассмеются, и правильно сделают, и слава Богу. А что тогда? Так обожаемая кухонно заплесневелыми, вроде меня, философствующими интеллигентными слюновыделителями «свобода»? Нет же, все давно поумнели, знают, сколько чего стоит на этом свете, так что и переведут сразу же разговор в почти профессионально-валютное руслецо.

Количество моих подушек обидно соответствовало количеству моих голов. И мне стало стыдно, потому что это именно я первым запустил подушкой в другана Олежку. Взрослость наша испарилась, мы по-настоящему вдруг почувствовали, что недостойны теперь претендовать на соответствующее к нам отношение.
Я встал и сказал:
— Это я виноват, я первый… начал… — из глаз хлынули слёзы, спазм сковал горло, и я еле смог договорить. — накажите… пожалуйста, только меня… это я…

Вот и получилось вдруг у меня по досужему-то розмыслу, что Великая Русская мечта — это жизнь в пионерском лагере с его торжественными и обыденными линейками, музыкальными часами и спортивными занятиями по расписанию, социалистическим — и никак иначе — соревнованием, с мероприятиями, смысл которых, хоть и понятен, но не всегда, с родительским днём — совсем уж из какой-то другой жизни, с добрыми поварами, которые очень хотят, но не имеют возможности откормить детишек, с завхозом, ведущим учёт поломанным стульям, вожатыми, которые, вроде бы тоже ещё не совсем взрослые, но уже и не совсем свои, с воспитателями, замещающими мам и пап, и с начальником лагеря — никак не меньше, чем царём (не стану замахиваться на большее).

На следующий день решением Совета Дружины по предложению главной пионервожатой мне было доверено нести дружинное Знамя на Торжественной линейке, посвящённой открытию лагерной смены. Выглядел я классно: красная лента через плечо белой рубахи, белые перчатки, красная пилотка с двумя золотыми кистями…

С Днём Пионерии, ребята! Не надо отказываться от прошлого, тем более, когда оно ещё и не стало таковым. С Днём Пионерии!