Опасности безопасного режима

2008 г. начинался в довольно благостной атмосфере. Дело не только в длительной общей расслабленности, которая наряду с прочим еще и препятствует делать глупости (талейрановский завет «Главное, господа, поменьше усердия!» вообще очень актуален в российской политике). Дело прежде всего в том, что кончилась осень с ее эзотерическими загадками и заклинаниями и наступила какая-то внятность в вопросах властного преемства: «Слава на небе ясному месяцу, на земле государю-наследнику».

Не говоря о том, что внятность вообще лучше, чем радения и скакания, само качество решения многих удовлетворило. Существенно, что серьезных индивидуализированных претензий к государю-наследнику мы пока что не дождались. Критики исходят либо из групповой ответственности, полагая безусловно компрометирующим уже сам факт принадлежности к властной группировке, либо считают недопустимым, чтобы уходящий правитель кого-то выдвигал, а все больше исходят из самого простого и понятного ceterum censeo Carthaginem esse delendam*. Является ли Кремль Карфагеном и что с ним должно сделать — вопрос отдельный, но при любом ответе на вопрос личные качества Д. А. Медведева вполне иррелевантны.

Если же мыслить не с катоновской суровостью (а судя по соцопросам, большинство сограждан на Катона не тянет, отчего относится к наследнику благожелательно), то при отсутствии внятных претензий отчего же и не одобрить. Тем более что к тому же склоняет и простой мысленный эксперимент. Если, отвлекшись от мечтаний насчет Карфагена, порешать в уме оптимизационную задачу «Кому бы я своей личной, ни от кого не зависящей волей вверил державные бразды?», выбор, скорее всего, получился бы тот же, что и у В. В. Путина. Прочие соискатели — хоть из власти, хоть из оппозиции — воодушевляют не просто меньше, а гораздо меньше. А в эпоху, когда страсти массово не бурлят, смиренный оптимизационный подход бывает довольно сильно распространен. Поэтому запредельные рейтинги наследника получились сами собой. С одной стороны, от многоопытного «Известно, что без власти далеко не уйдешь», с другой — от охлажденного «А что, у нас нет отбоя от куда более привлекательных предложений?».

Когда политическое решение совпадает с массовыми чаяниями, это всегда удача, чего же еще желать, и требуется немного — эту удачу не слишком портить. В частности, не слишком усердствовать, ибо от усердия не по разуму объективная приемлемость наследника будет в глазах общества смазываться, а речи о навязанности наследника — умножаться. Между тем усердие уже создало предпосылки для того, чтобы благостную картину начал портить казус Зюганова. Лидер КПРФ начал мутить воду, намекая на то, что он может сняться с выборов, оставив Д. А. Медведева состязаться с В. В. Жириновским и восходящей звездой российской политики А. В. Богдановым.

На самом деле уход с выборов — оружие обоюдоострое. Решившись на это, Г. А. Зюганов подложит властям изрядную свинью, но и они вряд ли в долгу останутся. Тут немалое самоотвержение требуется, а Геннадий Андреевич — кто угодно, но только не праведный шахид. Скорее всего, возгласы «я возропщу!» кончатся ничем.

Но в любом случае сама возможность такого казуса оставляет осадок. «Я возропщу!» — это использование в политическом торге того парадокса, что выстраивание многоэшелонированной линии Маннергейма, сквозь которую на выборах мышь не проскочит (если, конечно, это не мышь — у кого надо мышь), в результате приводит к отсутствию какой бы то ни было тыловой обеспеченности. Взбрыкни Г. А. Зюганов — рассудку вопреки, наперекор стихиям, но чего в жизни ни бывает, — и вполне приличный преемник будет вынужден получать мандат в сугубо неприличных обстоятельствах. Велика Россия, а соперников два — Жириновский и Богданов. Простой акт передачи власти без использования урны выглядел бы при таком раскладе значительно пристойнее.

Тем более что до сих пор никто вразумительно не объяснил, что было бы ужасного, прими участие в действе те же М. М. Касьянов, Г. К. Каспаров и Б. Е. Немцов, какие бы основы они своим участием подорвали. Если публика достаточно рассудительна, чтобы следовать принципу «От добра добра не ищут» — а чем еще объяснить запредельные рейтинги Д. А. Медведева? — смелые претенденты ничего бы не подорвали, а только произвели состязательность. И, кстати, представительность. Как бы ни относиться к помянутым лицам, они (а также и Г. А. Зюганов) обладают собственной политической волей и собственным (пусть немногочисленным) кругом приверженцев. Поэтому предвыборная пря с Г. К. Каспаровым (при всей возможной маловысокохудожественности зрелища) дает эффект представительности и как-то проходит по разряду свободного состязания талантов, тогда как технический кандидат такого эффекта не дает и проходит исключительно по разряду воспетых недавно фейк-структур российской политики. Ту же нынешнюю ДПР хоть студентам-политологам показывай в качестве идеального образца.

Это при том, что использование идеальных эрзац-структур вряд ли продуктивно, ибо единственный производимый ими эффект — это ощущение, что их творцы искренне презирают человечество. ДПР, о которой никто ничего не знает, а если кто знает, то лучше бы не знал, триумфально собирающая 2 млн подписей и достойно представляющая на выборах весь правый фланг русской политики, — это уже из разряда «“Милочка”, — сказал он голосом, который не мог бы обмануть даже тюленя». Презрение несомненное, но зачем?

Бесспорно, некоторые вещи иначе, как декадентством, не объяснишь, но дело не в одном декадентстве, а также и в том, что все оттачивание избирательной системы (явное эхо 90