Пугачёвская отдача

Текст: Газета.RU

Неприятие самоуправления, презрение к законности, истерические поиски врагов и заговорщиков — все то, из чего складывается сейчас государственная политика, неожиданно для властей обернулось против них самих. Им нечем ответить бунтующему райцентру.

Объяснить многодневные беспорядки в Пугачеве убийством на бытовой почве («поссорились из-за девушки») невозможно. Свести их к национальному конфликту русских с «приезжими» как минимум неточно. Население сорокатысячного городка многоплеменное, и сам погибший Руслан Маржанов — татарин по отцу.

Дежурное разъяснение воодушевленных новостями из глубинки столичных националистов, что коренные жители, мол, поднялись против хозяйничающего в городе этнического преступного сообщества (под которым подразумеваются все местные чеченцы), выглядит убедительным только на первый взгляд. Даже если бы тамошние чеченцы, которых до этих событий в городе проживало человек сто, и в самом деле все поголовно оказались преступниками, справиться с ними при наличии ответственного перед горожанами местного самоуправления и работающей полиции вроде бы не так уж трудно.

Но в Пугачеве бунт, причем бунт массовый и упорный, выразительными эпизодами которого стали штурм здания местной администрации, попытки разгромить места сбора и проживания чеченцев (к счастью, неосуществившиеся), перекрытие федеральной трассы, прорыв протестующих к железной дороге и нескончаемые митинги и шествия, масштабы которых по меркам скромного городка куда больше, чем самые мощные протестные акции в Москве. В благоустроенном обществе такая реакция на тяжкое, но единичное и вполне раскрываемое и наказуемое преступление выглядела бы совершенно неадекватной. У нас эти действия хотя и нацелены на власти, но полностью созвучны нравам самих наших властей и всей той атмосфере, которую они создают.Казённая пропаганда с ее нескончаемой борьбой с «иностранными агентами», «болотными заговорщиками», американцами и прочими врагами расшифровывает любую общественную ситуацию как противостояние «своих» и строящих против них тайные заговоры «чужих». В этот шаблон достаточно подставить подходящую группу кандидатов в «чужие», и ситуация сразу становится ясной и понятной.«Чужими» для пугачевцев оказались приезжие чеченцы и местные начальники. Почему чеченцы? Да в том числе и потому, что часть мигрантов из Чечни импортирует в российскую глубинку те же «неформальные» и беспощадные способы решения любых вопросов, которые практикуются в их краях. Надо только уточнить, что эти способы возведены в норму самими же тамошними властями и де-факто санкционированы Москвой. В обмен на поддержание видимости порядка режиму Рамзана Кадырова высочайше дозволено то, о чем руководящие верхушки других регионов не могут и мечтать. Избавившись, как ему кажется, от проблем в Чечне, Кремль сделал неизбежным расползание этих проблем по всей стране.

Разумеется, пугачевцы не особенно искушены в тонкостях отношений столичных руководящих кругов с северокавказскими. Они видят перед собой чиновников местного уровня и отторгают их почти так же агрессивно, как чеченцев. Растерянные власти вдруг обнаружили, что с ними разговаривают тем самым языком, на котором они привыкли изъясняться сами. Пружину сжимали и сжимали, вовсе и не задумываясь о том, что будет, когда она распрямится. Сила отдачи оказалась, как всегда, полным сюрпризом.

Пугачевская улица вряд ли склонна к политической философии, но интуитивно чувствует, что неконвенциональные методы начальство поймет куда скорее, чем почтительные ходатайства, добросовестно поданные в рамках предписанных свыше процедур. Ведь то, что сами власти этими процедурами себя никоим образом не связывают, людям ясно и по личному опыту, и из казенного телевизора, главного поставщика сведений в глубинку.

Неконвенциональный язык — это как раз тот язык, которым власть разговаривает сегодня с кем угодно, от опального ярославского мэра и до сверхреспектабельного столичного академика. Ее странное желание популяризировать это через свою пропагандистскую машину только усиливает компрометирующий систему эффект. Именно казенная пропаганда доводит до общего сведения, что правосудия у нас нет, а все процессы — показательные и при этом тонко различающие, кто «чужой», а кто «свой».Поверит ли в возможность честного расследования убийства Маржанова человек, которого каждодневно кормят то посмертным судом над убитым в тюрьме Магнитским, то новостями о сверхгуманном обращении с главной фигуранткой дела «Оборонсервиса»? Мысль о том, что надо брать судопроизводство в собственные руки, возникает в низах сама собой.Искать правды у местной власти? Но ведь она вертикализована, подчинена вышестоящему начальству, собственным гражданам абсолютно неподотчетна и тем самым превращена в идеальный объект для обвинений в коррупции, тайных связях с преступниками и любых прочих грехах. Понятно, что глава местной администрации после начала волнений превратился в ни на что не влияющую, постоянно подвергаемую публичным оскорблениям фигуру.

Если взаимодействие с обществом превращено властями в бессмысленный и безответственный диктат, а политическое пространство в выжженное поле, то надо ли удивляться, что на это поле в конце концов выходит толпа и сама пытается продиктовать начальству то, что она сию минуту считает подходящим? Надо еще радоваться, что она более или менее держится в рамках.

И быстро выясняется: именно такой, «народный» , способ диалога с верхами — самый доходчивый.Хотя волнения в Пугачеве куда больше похожи на массовые беспорядки, чем прошлогодние московские протесты, трудно даже и вообразить себе какой-то «пугачевский» аналог «болотного дела» — чтобы на подлинных или мнимых участников событий даже через год продолжали охоту, отправляя их по доносам «засекреченных свидетелей» под арест за преступную порчу обмундирования на омоновцах.Как-то с самого начала было понятно, что пугачевские события — неподходящий повод для мстительных экранных декламаций о неминуемых карах, которые, мол, обрушатся на каждого, кто «поднимет руку на полицейского». Хотя в Пугачеве кое-какие стычки с полицией как раз и происходили. Но власть, кокетничающая своей неумолимостью с миролюбивыми столичными интеллигентами, откровенно трусит и юлит при виде разбушевавшейся толпы в глубинке.

Приезжие высокие чины произносят примирительные речи. Начальника местной полиции торжественно увольняют. Если не всех, то многих чеченских жителей города депортируют под благовидными предлогами, нарушая законы не как обычно — по капризу начальства, а в виде исключения — по настоянию низов. Центральный аппарат Следственного комитета, который взял расследование дела в свои руки и уже произвел демонстративно широкие аресты подозреваемых в причастности к убийству, дополнительно разъяснил, что изучит не только обстоятельства преступления, но и «причины, вызвавшие массовые протесты местных жителей». Иными словами, возьмет на себя также и политический анализ произошедшего. Больше, видимо, некому.