Родом с Поволжья

Девичья фамилия Марии Сазонтовой – Грин. Она из поволжских немцев. До депортации в августе 1941 года семья Марии Ивановны жила в городе Бальцер (сейчас – Красноармейск).

Главное в жизни – это честный и добросовестный труд, в нём основа благосостояния семьи. В согласии с таким правилом жили супруги Иван и Анна-Мария Грин. К этому они приучали и своих шестерых детей – четырёх сыновей и двух дочерей. Младшую назвали Марией. Как и всякая девочка, она помогала матери по дому, справлялась с нехитрыми обязанностями в усадьбе. А хозяйство было немаленькое: огород, куры, свиньи, две коровы, из которых одна была для молока, другая – ездовая. На ней отец, который работал лесником, ездил на работу. Лошадей советская власть изъяла.

Частенько в такие поездки увязывалась младшая Мария. Во-первых, ей нравилось гостить в питомнике, где русские женщины выращивали саженцы растений, которые впоследствии украшали улицы и усадьбы Бальцера. Гостеприимные хозяйки баловали маленькую Машу, угощали вкусными ягодами. Во-вторых, девочке хотелось помочь взрослым. Они выкапывали корни полезных растений и сдавали их за плату. Задачей Маши было очистить корневища от земли, снять с них кожицу и тем самым подготовить их для высушивания. Другим источником дохода семьи было ткачество. Как истинная немка, мама Анна-Мария в совершенстве владела технологией производства ткани сарпинка. Так называлось лёгкое хлопчатобумажное полотно с полосатым или клетчатым рисунком. Название «сарпинка» произошло от немецкой колонии в Саратовской области – Сарепта, откуда в XVIII веке и началось распространение по России данного производства.

В 1937 году один из братьев – Александр был арестован. Он возил на продажу мамину сарпинку в Саратов, обратно возвращался с нитками. Кто-то из приятелей брата донёс о его бизнесе в НКВД. Со своей семьёй Александр увиделся только в 1952 году.

К началу войны Маше исполнилось 12 лет, она успешно закончила четыре класса школы. Все уроки проходили на немецком языке. Правда, был и урок русского языка, но дети владели им плохо. Бальцер – немецкий город, поэтому особой нужды в русской речи его жители не испытывали. После того как фашисты напали на СССР, в Бальцере начали появляться беженцы.

Особенно много было среди них евреев. Одна семья поселилась в доме Гринов, им выделили одну из трёх комнат. То роковое воскресенье августа 1941 года Мария Ивановна не может вспоминать без слёз: «Мы с подружкой играли. Правда, заметили, что с самого утра взрослые много суетятся, часто плачут. Подруга предложила: “Пойдём к нам”. Но у неё дома было то же самое. А её мама сказала, что нам нужно расходиться, а мне быстрее идти домой».

Дома родители сказали Маше, что надо собирать вещи и что придётся уезжать из Бальцера, куда – неизвестно. В конце августа 1941 года Сталин распорядился депортировать немцев Поволжья, а их автономную республику ликвидировать. Дома и хозяйство передавали в распоряжение исполкомов. Взамен каждая семья получала документы, подтверждающие данный факт. Спустя много лет, после того как вышел подписанный Ельциным указ о реабилитации российских немцев, Мария Ивановна узнала, что от цовский дом можно было получить обратно. Правда, при одном невыполнимом условии: если компенсировать новому владельцу все расходы на его содержание и ремонт.

Бальцер покидали на подводах. Потом на барже по Волге, очень долго в товарных вагонах для перевозки скота. Часто над составом кружили самолёты, чьи они были, переселенцы так и не поняли. Но, по счастью, на состав не была сброшена ни одна бомба.

Новое место жительства называлось Жаниз-Тобе – посёлок в Семипалатинской области на востоке Казахстана. Каменные сопки, полупустыня, ковыль-трава, отары овец и табуны лошадей. Плюс жестокий ветер, который приносил зимой лютый мороз, а летом жару под 40 градусов. Семью Гринов поселили к казахам, в половину дома. Добрососедские отношения установились не сразу, слишком уж отличались бытовые привычки немцев и казахов. Но года через три соседка-казашка пришла к соседям сватать Марию за своего сына. В качестве калыма предлагался телёнок. Но отец Марии сказал: «У нас таких порядков нет. Вот дочка под растёт и сама решит, за кого ей замуж выходить».

Вскоре отца и старшую сестру Веру забрали в трудармию. А Маша начала свой трудный трудовой путь. Кем она только не работала: и телятницей, и водовозом, и пастухом, и учётчиком, и трактористом, и комбайнёром, и т.д. Всё попробовала. Работать старалась так, как отец учил, – четно и добросовестно. А вот со школой не получилось. Не смогла простить одноклассникам обиду. Те вырезали фашистский крест на Машиной курточке. Её из старой одежды сшила жена брата. Маша обиделась страшно. Решила, что порог школы больше не переступит. Не помогли уговоры школьного директора – Нины Васильевны Егоровой. Нет, и всё. Только представьте, как 14-летние подростки всю зиму жили в степи. Местечко называлось Баладжал. Дети должны были содержать в порядке дорогу на элеватор, по которой шли «студебеккеры» с зерном. Ветер постоянно наметал на дорогу снег. Приходилось вырезать из снега огромные блоки и по обочинам выкладывать из них заграждения. До американских грузовиков, которые прибыли в СССР по ленд-лизу, зерно перевозили на быках. Один подросток отвечал за две упряжки. Он же грузил и разгружал мешки. Но не этот каторжный труд был самым трудным испытанием. Верблюды – вот кого Маша Грин ненавидела всей душой. Эти животные никогда не сворачивали, шли напролом. Поэтому, завидев караван, Маше приходилось спешно разбирать упряжку: бык – направо, сани с зерном – налево.

Весть об окончании войны застала Марию и её друзей в поле. Готовились к посевной. «Однажды утром мы увидели, как к нам мчится бричка. Возница крутил в воздухе нагайкой. “Победа! Победа!” – услышали мы его крик. В тот день никто не работал, мы бросились в деревню. А там праздновали великое событие, как могли. Кто-то вынес медовуху. Обнимались, пели, плакали... Играли балалайка и гармонь...» Вскоре Машу отправили в Семипалатинск учиться на комбайнёра. Училище, в котором девушка осваивала профессию, располагалось в здании педагогического института. Было очень голодно. Мама помочь ничем не могла. Чтобы выжить, Маша подрабатывала в столовой, топила институтские печи, мыла полы. И в свободное от учёбы и работы время бежала к знакомой преподавательнице. Эта добрая женщина решила помочь девушке, заметив её прилежание и страстное желание получить профессию и состояться в жизни. Они учили биологию и химию, те предметы, которые Маше не довелось изучить в школе. Она твёрдо решила, что после училища поступит в институт на агронома. И счастье было совсем рядом: Мария получила аттестат комбайнёра и успешно сдала вступительные экзамены в институт. Но из списка абитуриентов её вычеркнули.

Она смотрела на свою фамилию, по которой прошёлся красный карандаш, и давилась рыданиями. Всё потому, что она – немка, потому что всю её нацию советская власть записала в разряд врагов. А какой же она враг, если, сколько себя помнит, работает не покладая рук? Вернувшись домой из Семипалатинска, Маруся разорвала диплом комбайнёра. В Березники Мария Ивановна приехала с трёхмесячным сыном. Муж служил в армии, он дал «добро», чтобы семья переехала в далёкий уральский город. Здесь после трудовой армии осели родственники. В нашем городе Мария Ивановна Сазонтова трудилась в тресте «Березникихимстрой». Сейчас она на пенсии. Радуется внукам и правнукам, зимой катается на лыжах в Новожилово. А в прошлом году в составе пермской делегации съездила на родину. Нашла бывшую Саратовскую улицу, дом №26. Поклонилась ему, взяла на память горсть земли и тихо заплакала.

ПО ВЕЛЕНИЮ ЕКАТЕРИНЫ II
В июне 1763 года Екатерина II подписала манифест «О дозволении всем иностранцам, в Россию въезжающим, поселяться в которых губерниях они пожелают и о дарованных им правах». Больше всего иностранцев приехало из Германии. Колонисты поселились на свободных землях Поволжья, в Саратовской губернии. Работами по проектированию и строительству колоний руководили военный инженер Иван Райс и саратовский воевода Василий Строев. Первоначально на каждую семью, независимо от численности, планировалось выделить 30 десятин земли, в том числе 15 десятин пашенной земли. Каждый дом был рассчитан на две семьи. Во дворе располагались сараи, конюшня и амбар. Сметная стоимость такого двора составляла 472 рубля. Для сравнения: лошадь в то время стоила до 9 рублей. Земля отводилась не в личное пользование, а в общее владение для всех жителей колонии. Однако участки, определённые для отдельной семьи, переходили в её постоянное пользование. Так сложилась смешанная форма собственности на землю – лично-общинная. В 1918 году немецкие колонии были объединены в Республику немцев Поволжья (АССР НП) со столицей в городе Энгельс.