Сибирь глазами белоруса

Текст: Руслан Горбачев

Окна в автобусе не мыты, водитель городского маршрута курит за рулем. Я в Иркутске, одном из центров Восточной Сибири. Один из пассажиров не выдерживает, подходит к кабинке водителя и делает тому замечание. Тот со злостью закрывает форточку для покупки талонов. Курить водитель, похоже, не перестает.

Через полчаса у меня еще одна неприятность с общественным транспортом. На пешеходном переходе у администрации Иркутской области меня чуть не сбивает другой автобус. Здесь водители лихачат, уступать пешеходам не принято. В следующие дни около переходов я подлавливаю моменты, когда поток машин иссякает, и только тогда перехожу дорогу. Иногда на всякий случай подбегаю на финише.

Расстояния между населенными пунктами в Сибири огромны. На запад до ближайшего от Иркутска областного центра Красноярска более тысячи километров. Туда ведет двухполосная дорога. Среди местных она считается хорошей, хотя нашу «Волгу» периодически трясет.

Проезжаем 230-тысячный Ангарск. Внешне город сильно контрастирует с Иркутском. Даже в центре обшарпанные дома, трамваи старые и ржавые.

На протяжении 330 км до Куйтунского района вдоль трассы, в основном, огромные березовые рощи и пустые непаханные поля. Тайга отсюда не близко. Местные утверждают, что вместо выборочной рубки идет ее беспощадное уничтожение. Для алиби используют поджоги. Лес вывозят в Китай.

Во время остановки спрашиваю у водителя Саши, мужчины лет пятидесяти, который работает в администрации Куйтунского района, доволен ли тот жизнью. Он жалуется: зарплаты хватает «на еду».

В Иркутской области есть, как говорят, «вся таблица Менделеева». Здесь добывают и нефть, и газ, и золото, и уголь, и каменную соль. Но местные жители лишь наблюдают за тем, как деньги уходят в Москву. Спрашивать водителя Сашу об отношении к олигархам не рискую.

Галину Александровну, руководителя одного из городских поселков, к протестному электорату никак не причислишь. Но слушая по радио общение Путина с народом во время «прямой линии» она не выдерживает. Владимир Владимирович сказал, что деньги на ремонт дорог есть, но в регионах, как он понимает, не успевают их осваивать.

— Что он болбочет?! Дайте денег нам! У нас ничего нету! — восклицает она в пустоту.

Судя по эмоциям сибиряков, много лет стремившийся в Россию, Александр Лукашенко со своими заявлениями о социальной справедливости и борьбе с коррупцией выиграл бы здесь выборы на раз-два.

НЕ ВАЛЯЙ ДУРАКА, АМЕРИКА!
Одна из школ Куйтунского района на 120 учеников находится в старом одноэтажном деревянном здании, давно не знавшего ремонта. Учитель Светлана Владимировна жалуется:

— Генофонд у нас сейчас плохой. Работы нет, в деревню приезжают люди неблагополучные, пьющие, опустившиеся. Дети у них такие же рождаются. В этом году в первый класс пошло 12 детей, и только одна девочка может нормально учиться. Некоторые дети за целый год не могут запомнить цифры.

Средняя зарплата в Куйтунском районе, по словам местных, — около 320 долларов. Старики жалуются: «Столько при Союзе всего было, ферм понастроили. У нас был колхоз, потом стал совхоз, а сейчас ничего нет. Все разворовали». При знакомстве многие интересуются: в Беларуси, наверное, лучше живут?

Но западная соседка жителей Восточной Сибири, конечно, заботит мало. Главное страной для обсуждения у россиян по-прежнему остаются США.

Александр Петрович, многие годы работающий в родной деревне на руководящих постах, в приватном разговоре сам переходит на политику и возмущается: Америка уже практически ничего не производит, живет за счет других стран, имея огромный внешний долг. Американцы много получают, но долго это продолжаться не может.

В этот момент мне припоминается кадр из фильма «Брат», когда выпивший Данила Багров говорит французу: «Скоро всей вашей Америке — кирдык!».

На обратном пути в Иркутск знакомлюсь в автобусе с 23-летней девушкой. За пределами Иркутской области она никогда не была. Рассказывает о себе: недавно сошлась с мужем. Пил он раньше страшно, поэтому решила с ребенком одна остаться. Спрашиваю: почему пил?

— А он в полиции работал. Они там все такие: пьют целыми днями, а вечером жен бьют. Мой когда назад попросился, поставила условие — из полиции уйти. На железную дорогу его устроила.

ЛУЧШИЕ РАБОЧИЕ — БЕЛОРУСЫ
Вечером в Иркутске покупаю в частном магазине бутылку пива. Уже в гостинице обнаруживаю, что срок его годности истек год назад — летом 2012-го. Возвращаюсь к продавщице, констатирую очевидное. Даже привычного для местных «чё?», которое может означать и недоумение, и приветствие, и любой вопрос, не последовало. Продавец молча выложила деньги на стол.

На завтра из любопытства захожу в тоже место: пиво с истекшим год назад сроком годности стоит на прилавке.

В сквере Кирова в центре Иркутска, несмотря на солнечное утро, горят фонари. Моему вопросу о возможном упущении, никто не удивляется. Элетроэнергия здесь дешевая, в области работают Иркутская и Братская ГЭС.

— Официально зарплата может доходить до 800 долларов. Но начальники нанимают приезжих из Средней Азии, которым платят 200 долларов, а остальное кладут себе в карман.

При этом он разводит руками: «Русские на такие вакансии не идут, а работы полно!». Алексей Максимович с недоверием относится к квалификации любых приезжих из Средней Азии. Он знает, кого нужно приглашать:

— Лучшие рабочие — белорусы.

Во всех бедах Алексей Максимович обвиняет чиновников: «Мы должны жить как в Саудовской Аравии, но воруют!». В Сибири как, пожалуй, и в остальной России некоторое время назад наметилась новая тенденция. Если в 90-х многие шли в бизнес, то теперь — в чиновники.

90-е годы здесь вспоминают со злостью. Особенно достается покойному Борису Ельцину. Знакомый Алексея Максимовича, который в то время был в верхах, рассказывал, как первый президент России «работал с документами»: «Между ним и Павлом Бородиным, оказавшимся в фаворе, по телефону якобы периодически звучал короткий диалог:

— Алё, где?
— За такой-то книгой.

За книгой стоял спрятанный Бородиным коньяк. Близкие Ельцина разгадать загадку долгое время не могли».

Почему-то вспомнились слова Галины Александровны, брошенные при разговоре о недовольстве белорусами своей жизнью:

— Вы на Европу не смотрите.