2007. Год Путина. Версия политолога

Журналисты The Time все же кое-что уловили, объявив Путина «человеком года». Правда, уловили не то, приняв, как и большинство западных наблюдателей, обманку за нечто настоящее. Но сам факт, что они отметили заслуги Путина в создании мифа об «укреплении стабильности» и «возвращении России в число мировых держав», который восприняли как реальность и в пропаганде которого сами поучаствовали, говорит о том, что мы имеем дело с неординарным явлением. Действительно, есть основания считать уходящий 2007 г. годом Владимира Путина.

Этот лидер, как никто другой из известных политиков, оказался способным мистифицировать, дезориентировать, заставать врасплох и даже заставить поежиться не только россиян, но и окружающий мир. Он воссоздал Россию как проблему и вызов. И мир только начинает это осознавать, но еще не понимает, что с этим делать.

УРА НА ВСЕХ ФРОНТАХ
Итак, перечислим основные достижения Владимира Путина в 2007 г. Российский президент с технологической точки зрения блестяще провел операцию по сохранению власти своей команды. Он отбросил все показные приличия и демонстративно дал понять, что его не волнует, как его действия воспринимаются со стороны. При этом у некоторых отечественных либералов и на Западе он заслужил одобрение в том смысле, что выбрал не худший сценарий. Путин показал, как он умеет держать паузу и накачивать атмосферу тревожной неопределенности — получше, чем классик жанра Хичкок. Таким образом, за счет неопределенности Путин сохраняет контроль за ситуацией, добиваясь определенного — для себя — результата. Он стал мастером имитации и виртуальной реальности, заставляя других либо поверить в нее, либо смириться с нею. Наконец, он сам стал стержнем системы и гарантом стабильности в стране. Но сделав себя незаменимым, он одновременно заложил основы грядущей нестабильности.

Путин умело использовал мировое безвременье, когда США заняты своим тупиком, Европа — своей интеграцией, а мир потерял общий вектор движения. В этой ситуации он вернул Россию на международную сцену как spoiler, т. е. как фактор, который постоянно обещает смешать карты. Путин оказался первым российским лидером после Сталина, который позволяет себе снисходительно смотреть на западных лидеров, откровенно издеваться над западными журналистами и при этом встречает почтительное к себе отношение и опасения вызвать путинское раздражение. Стоило понаблюдать за поведением Путина во время его встреч с Блэром, Бушем, Саркози — и не могло остаться сомнений, кто из них контролировал ситуацию и кто заставлял партнера чувствовать себя неловко. Вряд ли кто-либо из западных лидеров на встрече с журналистами The Time позволил бы себе вдруг встать из-за стола в середине ужина, еще до того, как подали горячее, и сказать: «Все, закончили. Bye-bye». Это может сделать политик, который чувствует, что может себе это позволить. Ему было наплевать, что эти ошарашенные ребята о нем подумают. Путин знает: что бы он ни делал, целая когорта его адвокатов — от Шредера и Берлускони до Ширака и Киссинджера — будет защищать его и призывать мир его не раздражать, опасаясь, что он может что-то такое выкинуть, а они не будут знать, как на это реагировать. Может возникнуть впечатление, что Путин получил от Запада лицензию на любой вариант поведения и ему больше незачем беспокоиться о том, как его действия будут там восприняты.

Всего перечисленного достаточно, чтобы назвать уходящий год годом Путина — российский лидер заставил мир говорить о себе, заставил себя опасаться, заставил себе удивляться.

ВНУТРЕННИЕ ПРОТИВОРЕЧИЯ
Ирония, однако, в том, что все эти фантастические успехи оказываются антисистемными, ибо грозят в конечном итоге не только вызвать дисфункциональность российской системы, но и создать для нее внешние угрозы, которым она будет не способна противодействовать. Парадокс в том, что сама правящая команда, гарантировав преемственность своей власти, подкладывает под систему мину замедленного действия, которая может взорваться в любой момент. Основным минером оказался президент-стабилизатор, который, решившись на создание тандема Медведев — Путин, расшатывает «вертикаль», которую сам так энергично отстраивал восемь лет. Персонифицированная власть не терпит расщепления, что и продемонстрировала судьба Евгения Примакова, который был сброшен со сцены, как только начал обрастать влиянием. Персонифицированная власть не может существовать в ситуации неоднозначности — единовластие требует определенности. Премьерско-президентский тандем с перекосом влияния в сторону премьера ведет к размыванию власти, появлению двух центров притяжения. Чем заканчиваются такие истории у нас, мы знаем — вспомним расстрел парламента в 1993 г. и уничтожение примаковско-лужковской команды в 1999 г.

Смешанный президентско-премьерский режим мог бы стать в России эффективной формой правления. Но при определенных условиях — при наличии политической конкуренции, самостоятельного парламента, партийного правительства и партийного премьера, а также при четком разделении полномочий между премьером и президентом. Все эти условия, однако, отсутствуют. Более того: то, как решается вопрос о преемственности власти в России, взрывает и Конституцию — правда, не де-юре, но де-факто. Применение принципа имитации по отношению к президентству выбивает опоры у единственного работающего политического института, что неизбежно приведет к разбалансированию процесса принятия решений. Если бюрократия не будет знать, кому конкретно подчиняться, нынешняя государственная машина работать не сможет. Эта системная ловушка может вести либо к параличу власти, либо к возврату в традиционный формат персонифицированной власти, и не важно, кто этот возврат осуществит — сам Путин, Медведев или кто-то другой.

Но и восстановление единовластия после такого эксперимента уже не сможет остановить процесс расшатывания системы, коль скоро процесс имитации затронул ее конституционную основу. Системы, живущие «по понятиям», долго не живут, а если и живут, то стагнируют и загнивают. Словом, российская стабильность, так поразившая наших западных наблюдателей, не просто неустойчива — она сама является потенциальным источником будущих потрясений. Так в России работает железный закон непреднамеренных последствий — хотели, как лучше…

ВНЕШНИЕ ПРОТИВОРЕЧИЯ
Этим путинские парадоксы не заканчиваются. «Укрепление роли России в мире» в том виде, в каком оно сейчас происходит, тоже работает на противоположный результат, являясь фактором, который толкает Запад к консолидации против России. Кремлевская политика стрельбы из рогатки оказывается более эффективным средством для сплочения Запада, чем Иран и исламская угроза. Решение Брюсселя формировать единую энергетическую стратегию — это только первый звонок, говорящий о том, что даже долго раскачивающаяся Европа начинает думать о том, как сдержать «газовую дипломатию» Кремля. Призывы российских и западных адептов Realpolitik, призывающих не ссориться с Путиным, могут оказаться дымовой завесой, за которой начинается выработка новой западной стратегии — стратегии сдерживания России.

Никакие прирученные западные политики и бизнесмены не смогут сдержать западный каток, если он вдруг начнет движение. Вот это будет весьма неприятным и неожиданным сюрпризом для российской элиты, компрадорской по своей сущности, которая пытается выживать за счет имитации оппонирования Западу, при этом вовсе не стремясь доводить дело до настоящего похолодания, которое может помешать ей защищать свои личные интересы на Западе. Но Запад может не понять нюансов и принять имитацию агрессивного поведения за действительно агрессивное поведение. Тем временем Россия совершенно не готова к конфронтации с Западом.

Итак, что мы можем получить в итоге всех этих внутренних и внешних побед? Дисфункциональную систему, находящуюся во враждебном внешнем окружении. Это будет цена года Путина, которую придется платить не только России, но и окружающему миру. И эта цена будет тем выше, чем дольше мы будем обольщаться нынешней «стабильностью» и «укреплением позиций».

Текст: Лилия Шевцова, политолог, Московский центр Карнеги
Фото из архива