Жидошайтанский заговор

Издательство "Амфора" выпустило перевод последнего романа Саддама Хусейна "Изыди, проклятый", переназвав его для драматичности в "Посмертное проклятие".

"Амфора" Хусейна уже издавала. В роковом для иракского президента 2003 году, как раз в то время, когда его безрезультатно разыскивали американские спецслужбы, у нас вышел любовный роман-притча "Забиба и царь". Имя Саддама Хусейна было крупно написано на обложке русского варианта книги, хотя на вышедшем в Ираке в 2000 году первом издании автор был обозначен просто как "автор своего романа". Правда, с тем, что произведение действительно принадлежит перу Хусейна, спорить не приходится - этот факт подтвердило даже ЦРУ. Группа аналитиков этой организации долго изучала текст книги и расшифровки речей "личного врага президента Буша" и пришла к выводу, что тиран творил сам, лишь изредка прибегая к помощи литературного редактора. Тогда в американских газетах даже появились сообщения, что "анализ романа помог сотрудникам управления лучше понять, что происходит в голове Саддама".

Считается, что роман "Изыди, проклятый" Хусейн закончил ровно накануне того дня, когда американские войска вторглись в Ирак. Когда иракский лидер уже сидел в тюрьме, книга вышла в некоторых арабских странах, а в 2006 году - в Японии. Там она называлась "Танец дьявола".

В издательстве "Амфора" говорят, что к публикации "посмертной" книги Хусейна они относятся как к идеологической акции. "Издание книг для нас - реакция на боль",-- поделился с вашим корреспондентом главный редактор "Амфоры" Вадим Назаров. "Когда бомбили сербские дома, мы выпускали сербские романы. Сейчас мы выпускаем роман Саддама Хусейна. Когда он руководил Ираком, порядка в этой стране было больше",-- сказал господин Назаров.

Одной только душевной болью за происходящие в мире несправедливости объяснить редакционную политику издательства "Амфора" не выходит. Не ею же они руководствовались, выпуская, скажем, пошлейший роман Виталия Безрукова "Сергей Есенин". А вот проект "Посмертное проклятие" на такую вот "протестную акцию" тянет. Мол, вот вы (американцы, глобалисты, мировой капитализм - нужное подчеркнуть) его повесили, а мы его книги издаем. Проект тянет, а текст - нет.

Хотя там есть одна прекрасная фраза. Настолько впечатляющая, что сначала кажется ошибкой переводчика: "Он принялся говорить о грибах и походах, о том, что уже появились куропатки..." Эти "грибы и походы" (и те и другие, как становится ясно из последующего текста, употреблены к месту) представляются чуть ли не цитатой из кэрролловского "Моржа и плотника".

А в остальном -- ну совсем ничего неожиданного. Поэтому и не тянет. Никто же не ожидал, что Хусейн -- писатель, он и не писатель. Никто же не ожидал, что в книге Хусейна не будет сказано, что во всем виноваты евреи,-- там это и сказано.

В первых же строчках говорится, что иудеи, "которых когда-то пленными пригнал в Вавилон Навуходоносор", разрушили этот священный город, предательски сговорившись с персами. Ну а потом выясняется, что от них и вообще каюк всему хорошему. Евреев в книге воплощает Иезекиль -- шайтан, затесавшийся в семью достойного патриарха Ибрагима (то есть Авраама) и его внуков Иосифа и Махмуда. Иезекиль, во-первых, очень жадный, а во-вторых, безобразный: "Телосложения Иезекиль был некрепкого, нос его был загнут крючком... Обычный головной убор он заменил круглым кусочком ткани, напоминавшим небольшую плоскую медную чашку для питья воды, которая едва держалась у него на макушке. Когда спрашивали, почему Иезекиль не сделает так, чтобы ткань прикрывала все волосы, он говорил, что и этого достаточно, нет повода для расточительства". Так просто и убедительно объясняется происхождение кипы.

В своей жажде накопительства Иезекиль дошел до того, что даже стал кузнецом. А "арабы считают ремесленников недостойными, ведь они не участвуют в их походах". Разбогатев этим недостойным способом, Иезекиль начинает давать деньги в долг под проценты членам племени, к которому прибился, а потом заставляет их выбрать себя шейхом -- обещая за это снять с них часть процентов по долгам. Самым важным членам общины он сулит пожаловать сумму, которую те смогут употребить на то, чтобы "постоянно покупать кофе и угощать им гостей". Достойные члены племени, так высокомерно относящегося к ремесленникам, разинув рты и сглатывая слюну в ожидании дармового кофе, избирают Иезекиля. То, что такое поведение представителей гордого народа у автора не вызывает не только никакого презрения, а, наоборот, только сочувствие (их обвел вокруг пальца этот инородец),-- отличительная черта литературы такого рода. И вообще, "Изыди, проклятый", несмотря на глубоко неординарную личность автора,-- самая ординарная "литература такого рода". Все как положено: потом колченогий Иезекиль начинает грязно приставать к прекрасной молодой девушке, а юный Салим -- "довольно высокий, но не чересчур; глаза черные, не маленькие и не большие; прямой нос гармонирует с остальными чертами лица" -- убеждает соплеменников сбросить Иезекилево иго.

Вот, к сожалению, так просто и без размаха. И если это издание -- реакция на боль, которую действительно нельзя не ощущать, когда думаешь, что этот ужасный, но и несчастный человек умолял, чтобы его не унижали повешением, а расстреляли, а его все равно повесили, то можно было и поинтереснее отреагировать.

Текст: Анна Наринская, «Власть»