Врачам – Палата

Узнаёте? Леонид Михайлович Рошаль, детский хирург, доктор медицинских наук, профессор, президент национальной медицинской палаты, директор НИИ неотложной детской хирургии и травматологии «Детский доктор мира».

- Леонид Михайлович, вам мешает работать большое количество чиновников Министерства здравоохранения, проверяющие многочисленные?
– Сегодня у нас иное состояние отношений между гражданским обществом, Национальной медицинской палатой и Министерством здравоохранения. Прежнее руководство Минздравсоцразвития на дух не переносило профессиональные сообщества – все решалось кулуарно. Сегодня российская Национальная медицинская палата имеет договор с министерством, мы создали координационный совет, на котором присутствуют и разработчики приказов и нормативных документов. Ни один документ из Минздрава, который касается профессиональной деятельности, не уходит без обсуждения с Палатой. Мы старую систему сломаем. Это называется государственно-общественная форма управления профессиональной деятельностью. Мы к этому идем.

- Расскажите об адвокатской организации, которая будет защищать врачей.
– Мы только на пути к созданию такого органа. Но уже сегодня я каждую неделю получаю полный обзор прессы по стране, читаю, нахожу конкретные случаи, весь негатив, который идет на медработников. В стране каждую неделю появляется больше 100 статей такого рода! Национальная медицинская палата, конечно, будет проверять и работать по каждому случаю. Обратиться в Палату и познакомиться с ее деятельностью можно на сайте http://www.nacmedpalata.ru/.

- Врачи сами могут к вам обратиться?
– Могут и каждый день обращаются. По Интернету пишут: помогите, защитите. У Национальной медицинской палаты лозунг: «Защищаем пациента от некачественного лечения и врачебных ошибок путем совершенствования образования с одной стороны, а с другой стороны защищаем медицинских работников, когда их незаслуженно унижают».

- Какое участие принимает Национальная медицинская палата в разбюрократизации здравоохранения? Сегодня качество работы врачей страдает от того, что у них горы бумаг.
– Есть специальное поручение от нас в Минздрав, и вопрос писанины, которой завалены участковые врачи и из-за которой нет времени на работу нормальную, будет пересмотрен. Мы над этим работаем активно.

- Во многих регионах России сокращаются неврологические, кардиологические отделения и создаются сосудистые центры. Но центры не перекрывают потребность людей в лечении. Как быть людям?
– Любая перестройка должна быть подготовлена, потоки надо определить, чтобы люди не страдали: по качеству и по дальности (закроешь фельдшерский пункт в сельской больнице, а пациенту 120 километров за помощью топать). Когда это все сделано, аргументировано и народу разъясняют: мы делаем это потому-то, то возражений нет, тогда и надо работать. А приказа по министерству такого нет, это на местах сами решают.

- А как вы относитесь к объединению поликлиник, так называемой оптимизации?
– Ой, не надо со мной об оптимизации, я это слово ненавижу. Оптимизация в здравоохранении по большому счету означает сокращение. Пока я не знаю жалоб на то, что кому-то плохо от объединения поликлиник. В частности, в Москве негатива нет. Если есть в регионах, помогите нам, покажите, что люди недовольны. Сейчас участковые врачи живут под страшным игом: они отвечают и за саму профилактику, и за то, что у человека нет мотивации и он в поликлинику не идет. Сегодня мы начали работу по определению уровня мотивации граждан за здоровье. За рубежом это просто, там работает страхование, и не наше глупое страхование, которое ничего не дает. Если ты нарушаешь, плати больше, иначе тебя не будут лечить. А вот как, какими путями заставить наше население в целом отвечать за своездоровье?

- Может, профилактику вывести из состава здравоохранения, чтобы ею страховщики занимались?
– Да, страховщики должны участвовать в этом. Но не при нашей системе. Я считаю, что то, что у нас сделано по ОМС – это эксперимент, он был нужен 15-20 лет назад, когда надо было деньги дополнительные дать здравоохранению. А сейчас видно, что создание страховых компаний ничего не дало. У нас нет страховой медицины. То, что есть – не страховая медицина, а пути перекачки денег от государства страховым компаниям, которые как бы следят за качеством. Но за качеством они не следят, относятся формально. Вот я директор института, они и ко мне приходят, 12 страховых компаний, проверяют формальные вещи: тут запятую не так поставили, тут... Потому что уровень квалификации моего доктора, а институт работает на уровне мировых стандартов, гораздо выше, чем у любого, кто приходит. Мне профессор гинекологии рассказал, что пришел к нему проверяющий и спрашивает, мол, почему это и почему то. Профессор: «А вы кто?», тот говорит: «Окулист». И как тут говорить о повышении качества? Надо повышать роль профессиональных врачебных ассоциаций. Они и должны отвечать за качество подготовки врача. И когда к министру кто-то приходит и говорит, что хирург, который работает, например в Прокопьевске, плохой, министр должен ответить: «Есть хирургическая ассоциация, которая должна все сделать, чтобы этот хирург был квалифицирован». Допуск к профессии должна проводить профессиональная организация – умеет он все делать или руки не из того места растут? И это работа на десятилетия, пока мы перевернем это в России. За рубежом министерства здравоохранения вопросами «как лечить», не занимаются. Там все передано профессиональным организациям. А министерства обеспечивают финансами, занимаются общим руководством, стратегией развития, контролем, как работают профорганизации, но сами не влезают. В Германии Минздрав целиком всего 20 человек. Но там мощная профессиональная организация, Палата. Во Франции – Орден. И такую мы хотим сделать в России. Мешают пока.

- Нужна ли диспансеризация все-таки?
– Очень, очень нужна, но она должна быть человеческая: понимание населения, что это надо, и готовность материально-технической базы и кадрового состава, чтобы ее провести. А задушить легко. Ведь каждый терапевт, педиатр работает каждый день, у него есть нормативы вместе с диспансеризацией. Я тоже работал участковым педиатром, у меня тоже были формы и графики. Добавлять объемы работы, даже за деньги, а диспансеризация оплачивается, – это не выход. Люди физически не могут все это сделать: нет невропатолога, нет еще кого-то, а виноваты все равно участковые врачи.

- Во многих регионах не хватает средств на обеспечение регионального компонента по лекарственному обеспечению, а сейчас еще на ответственность регионам передают высокотехнологическую медпомощь. Не приведет это к катастрофе?
– С моей точки зрения, нельзя передавать высокотехнологичную помощь, которая сейчас имеется в системе ОМС. Речь идет о федеральных учреждениях, если их отдают в регион с деньгами – это да. А вот если федеральное учреждение сажают на бюджет регионов, которым и так не хватает денег, тогда региональные отделения ставят вопрос: «Зачем нам здесь федеральные центры, мы городскими центрами можем все закрыть». Но федеральные центры работают не на регион. Они работают на всю страну. Значит, мы перерубаем вопрос. И такой разговор был с Владимиром Владимировичем (Путиным. – Прим. ред.), мы бумагу принесли, говорили с ним и сейчас проблема ясна, занимаются этим делом. Понимают, что пагубное дело. Мы работаем очень тесно с регионами. 7 дней назад я перевел к себе из Кабардино-Балкарии ребенка с травмами, с 4 этажа ребенок упал, выжил и сейчас идет на поправку. Ему операцию на позвоночнике надо делать. И закавыка – мы это можем, но скобы, которыми позвоночник крепится, относятся к высоким технологиям, и у нас нет денег. Мы помогаем, а денег нет. Мы договорились с Кабардино-Балкарией, они обещали оплатить эти скобы. Что у нас за страна такая?

- В маленькие города врачи не едут. Может, стоит вернуть практику распределения, какая была в Советском Союзе?
– А почему вы, журналисты, об этом не кричите? Мы стоим на твердой позиции: если человек обучается за госсчет 6 лет, он обязан минимум 3 года отработать на участке. Иначе мы кадровую проблему долго не решим. Мы и с этим-то не быстро решим. Но каждый молодой человек, которого мы хотим распределять – не раб. Надо, чтобы у него была нормальная зарплата, крыша над головой, социальные льготы. Я знаю регионы, где губернаторы просто силой заставляют ехать на распределение. И едут.

- Есть в России научные центры, которые занимаются фундаментальными разработками?
– Я не знаю, остались, должно быть. Например, мой НИИ неотложной детской хирургии и травматологии. Приезжают американцы, немцы, французы и не верят, что в России такие центры могут быть. Я могу сравниться с любой клиникой Запада – результаты не хуже, даже превосходят. И такие центры надо строить по всей стране по любой патологии.

- Имеет ли право общество что-то требовать с врача, если он работает в условиях: три физических лица на 14,5 штатных ставки?
– Это надо требовать не с врача. Плохой доктор и при наличии МРТ и КТ не вылечит, а хороший доктор в хлеву вылечит. Если он специалист, он будет работать на уровне специалиста, но когда нагрузка сверх всякой возможности, он просто не выдерживает.

- Что надо сделать, чтобы врачи и медперсонал нормальные средства получали? Или это риторический вопрос?
– Нет, не риторический, а совершенно конкретный. У нас с вами 3,7% внутреннего валового продукта на здравоохранение идет. В любой более-менее цивилизованной стране минимум – 6%. В Германии – 9-10%, про Америку я и не говорю. Причем не в рублях, а в долларах. Наше мнение: необходимо увеличить финансирование здравоохранения до 5% ВВП. Не будем разрушать советскую систему в здравоохранении, плюс дадим на медицину 5% ВВП, нас в мире никто не догонит. Хотя бы 5%! Была модернизация, это хорошо – единовременно 460 миллиардов выделили. Хорошо, потрясающе со всеми своими недостатками. Но надо продолжать. Не надо 460 миллиардов, дайте 800-900 миллионов, но ежегодно, чтобы подпитка была постоянная. Тогда все будет.