Немой народ, глухая власть

Даже трудно себе представить, что всего 15 лет назад в России проходил всенародный референдум, который реально мог сместить действующего президента. Тот самый знаменитый «да»–«да»–«нет»–«да». Сейчас в стране эпоха готовых ответов, а не острых вопросов. Глухая власть и немой народ – надежные ингредиенты для коктейля социальных потрясений. В российской истории уже не раз возникала такая комбинация, и она всегда неизбежно взрывала страну.25 апреля 1993 года на всероссийском референдуме, инициированном Съездом народных депутатов (как если бы сейчас референдум посмели инициировать совместно Госдума и Совет федерации), россияне отвечали на четыре вопроса: «Доверяете ли вы Президенту Российской федерации Б. Н. Ельцину?» (58,7% сказали «да»), «Одобряете ли Вы социально-экономическую политику, осуществляемую Президентом Российской Федерации и Правительством Российской Федерации с 1992 года?» (53% – «да»), «Считаете ли Вы необходимым проведение досрочных выборов Президента Российской Федерации?» (49,5% – «да») и, наконец, «Считаете ли Вы необходимым проведение досрочных выборов народных депутатов Российской Федерации?» (67,2% – «да»). Причем, Съезд пошел на этот референдум после неудачной попытки импичмента Бориса Ельцина. Потом у проигравших к референдуму были претензии—мол, неправильно сформулировали вопросы. Например, предлагали два самых простых вопроса: «доверяете ли Вы Президенту?» и «доверяете ли вы Съезду народных депутатов»?

Спустя 15 лет это событие и эти споры кажутся абсолютной фантасмагорией. Будто не в России и не с Россией было. Сейчас съезд правящей партии, не имеющей при этом никаких властных полномочий, единогласно избирает уходящего в премьеры беспартийного президента председателем партии — даже без тайного голосования, необходимого по закону «О партиях».

В парламенте никто из депутатов не то что не посмеет проронить слово «импичмент» применительно к действующему президенту, но, скорее, проголосует за объявление его живым Богом. Ну, или премьер-министром, раз велели. У нас и выборов уже практически не осталось, а закон о референдуме в путинскую эпоху правили дважды и поправили так, что вопросы теперь может задавать только исполнительная власть и только самой власти не касающиеся. И уж, конечно, нельзя совмещать эти, и без того невозможные, референдумы с оставшимися выборами.

В принципе, референдум – высшая и крайняя форма диалога власти с обществом. Гораздо более частая и естественная – выборы всех уровней. Референдумы можно не проводить годами и десятилетиями, но принципиально важна сама возможность их проведения, причем инициированных не только «сверху», но и «снизу». У референдума и выборов есть главное назначение: народ подает власти голос, он говорит ей то, что думает. Недаром мы называем сам процесс участия граждан в выборах «голосованием». Нынешней российской власти не хочется слышать и слушать, что думает народ. По большому счету, это нежелание взаимно – большинство населения у нас хоть и делает вид, что верит пропаганде, но при малейшей смене политических ветров моментально поворачивается на 180 градусов. А традиция думать одно, говорить другое, делать третье – едва ли не единственное, что действительно объединяет власть и народ в России.

Вместо нормальных органов слуха власть прикладывает к уху созданный ею самою слуховой аппарат, ту же Общественную палату – главное, чтобы до высочайших ушей не доносилось неприятных звуков. Народ у нас тоже хорошо обученный – не спрашивают, и ладно. Причем, можно не просто безмолвствовать, но когда власть для вида просит ее поддержать или просто проходит мимо, крикнуть дежурное «ура», только бы прошла скорее и по носу не щелкнула, да последнее не отняла.

Это только с виду кажется, что глухота власти при немоте народа есть формула всеобщего благолепия и благоденствия.

Совсем недавно, в конце 2004-го – начале 2005 годов, в разгар монетизации льгот, по России шли массовые уличные протесты. Тогда, уже погасив пожар протестов экстренными дополнительными бюджетными вливаниями, далеко не самый глупый и наивный человек в российском правительстве, министр финансов Алексей Кудрин сказал, что по всей России «протестовало всего около миллиона человек». Миллион человек — это, конечно всего 1% процент российских избирателей. Но революции делает неизмеримо меньшее количество людей. И когда глухая власть никого не слышит, а немой народ ничего не говорит, диалог глухого с немым возникает уже в момент социальных потрясений.

Сейчас в России власть не знает, что на самом деле думает народ (например, про ту же дико растущую инфляцию), а народ – что на самом деле хочет делать власть. Новый президент и премьер, не говоря уже о чиновниках рангом ниже, достаются, как чертик из табакерки, как карта или кролик из рукава фокусника. При этом некоторые меры вроде бы очень популярной власти на самом деле очень непопулярны – не только вышеупомянутая монетизация, на которую, к счастью, в эпоху баснословных доходов от продажи энергоносителей денег хватило, но и, например, отмена многих отсрочек от армии. Не слишком хороша ситуация с пенсионной реформой, рост цен волнует людей все сильнее. И русская поговорка «В тихом омуте черти водятся» – она ведь тоже вполне себе политическая, а не только бытовая.

В стране, где власть и народ все больше не знают и не хотят знать друг друга, где они не говорят друг с другом и ни о чем друг друга не спрашивают, возможны не только недомолвки, но и размолвки. А крайняя форма размолвки власти с народом называется революцией.

Текст: Семён Новопрудский [2]