А что мне за это будет?

Главный вопрос пассивно протестующих граждан, похоже, вполне определился. В нём нет ничего гамлетовского. И герценовского тоже. Звучит он примерно так: «Если я покажу, что недоволен, – что мне за это будет?» Кукиш в бюллетене на выборах президента, не привлекая особо внимания, нарисовал миллион наших сограждан. Тихо опустил в урну и смылся незамеченным. Демонстративно вынести с участка выборный листок решилось в десять раз меньше избирателей. Многих смельчаков тут же свинтили. Большинство «забивших» от греха подальше решили на выборы просто не ходить.Тем не менее утверждение горстки радикальных энтузиастов «Общество живет в атмосфере страха» воспринимается как явная передержка. Мол, мы-то помним, что такое страх прежних времен. Разве можно сравнить? Чего бояться? И, главное, кому? Все довольны. Оттого и не протестуют. Соцопросы давно не смотрели?

Соцопросы смотрели. Если в них покопаться, диву даешься, отчего улицы и площади не забиты протестующими. 84%, например, считают себя лишенными элементарных свобод. Это если пересчитать на миллионы протестующих, сколько будет? И где хотя бы сотня из них? О том и речь. Надо сказать, что протестная общественная машина в последний срок отстроилась идеально. Несколько сотен профессиональных протестантов в крупных городах. Вывешивают растяжки, поджигают файеры, маршируют и получают дубинками по голове. Десятки тысяч следят за ними с явным сочувствием и никуда не идут. Потому что ответ на вопрос «Что нам за это будет?» здесь чрезвычайно нагляден и однозначен.

Связка – если горстка отчаянных будет упорно ходить на свои марши, рано или поздно к ним присоединится достаточное количество народу, протест наберет силу и что-нибудь да изменит – не работает. И работать не будет. Потому что людей в домах и в пассиве крепче держат совсем другие дубинки. И первая из них в самом вопросе: «А что мне за это будет?» За желание выразить. Присоединиться. В самой, положим, безобидной форме. Вынести бюллетень. Постоять с плакатом в защиту любимого скверика. Поставить оборудование в больницу бескорыстно, за свой счет, но минуя чиновников.

Что мне за это будет? В смысле – плохого. В вопросе присутствует неопределенность. Что-то будет, но что – пока неясно. Здесь спрятана степень нашей свободы. Миллион портивших бюллетени предполагали, что не будет ничего. И портили. Господин Чуров назвал это хулиганством. Значит, на следующих выборах можно будет ждать мер к хулиганам. Интересно, портить будут меньше или больше?

Наша свобода ограничена, как Вселенная. Взорвалась в конце 80-х годов, расширялась, пока была нужна, теперь сжимается, проходя все те же стадии на обратном пути. От массовых акций к протестам кучек. От немого раздражения против всех до персональных дел подписантов. По закону сжимающейся свободы мы стремительно приближаемся к концу 80-х годов.

Массовому освобождению от вопроса «А что мне за это будет?» помогли тогда не головы демсоюзников под дубинками напротив Моссовета. И даже не речи Сахарова. А речи «против» тех, кому было что терять. Кто неплохо устроился при тогдашней власти. И кто рта раньше не вздумал бы открыть из опасения лишиться всего. Ректор партшколы. Известный режиссер. Член правления Союза писателей. И вообще, все началось с первого секретаря Московского горкома партии. Он выступил против и уцелел. И важнее было не то, что уцелел, а что рискнул выступить. Чем дал сигнал миллионам, переставшим спрашивать: «А что нам за это будет?» Звали секретаря Борис Ельцин.

Вот именно эту стадию прощания со свободой мы сейчас все и проходим. Счет пока не в пользу демонстративно не боящихся. Ну, Шевчук прохрипел в Питере. Ну, секретарь Союза журналистов объявил, что Кадыров – никакой не журналист. Ну, Акунин боялся, боялся и вдруг заявил. А среди известных персон публично боящихся все прибывает. Вот легендарный рокер, советовавший не прогибаться, вышел на площадь и прогнулся на глазах у всех. Вот режиссер известного либеральными традициями театра поддакнула на рекомендацию президента Чацкого играть, как Матросова.

Казалось бы, этим-то чего бояться? И все-то надо было – одному отказаться выступить. Другой – промолчать. Не осмелились. То есть если эти не знают: «Что им за это будет?» – от нас-то чего тогда хотеть.

Только не говорите, что это страх старых. И что выросло новое поколение, которому он не ведом. Точно такое же это новое поколение. Ни одной студенческой забастовки в ответ на принуждение к голосованию. Встали, построились, пошли на участок. Взяли листочек, скрылись в кабинке. И нарисовали рожу в бюллетене.

Дубинки, которыми мы сами себя пугаем, растут и множатся. Могут по голове стукнуть. Дело возбудить по факту и без. Припомнить старый долг за электричество. Газ отключить, как пошутила Матвиенко. Чем больше дубинок, тем больше страха. Связь, впрочем, может быть и обратной. Наш страх и есть фабрика дубинок. Тогда ответ простой. Не спрашивай, что тебе за это будет. Делай, что считаешь нужным. Один, другой, третий. А там уже и сделать с нами ничего нельзя (синдром «Овечьего источника»).

Советовать-то, впрочем, легко. А вот некоторые журналисты заметили, как засуетилась Ангела Меркель, когда ее спросили, по скольким теперь телефонам она будет звонить в Россию. И кого она ждет на ближайшем саммите «восьмерки» – Медведева или Путина? Сколько слов – чтоб то, что думает, не сказать. Тоже спрашивала себя: «А что мне за это будет?»

Текст: Владимир Цыбульский [2]