Человек, который не боится опоздать на поезд

Текст: Анастасия Сечина

Владимир Вахрамеев, пермский психолог и музыкант, получил травму позвоночника, после которой оказался в инвалидном кресле. Ходить сейчас, после нескольких курсов реабилитации и занятий лечебной физкультурой, он может, но совсем недолго, с помощью ходунков и держателей стопы. Однако уверяет: боль и ограничения научили его многому, и то падение с высоты стало шагом в другую жизнь.

Сегодня Владимир продолжает работать психологом: принимает клиентов, пишет статьи о восстановлении после травмы, вместе с коллегами создал свой психологический киноклуб и в конце ноября запускает обучающую программу «Искусство быть живым».

«ПРИ ЛЮБЫХ ТРАВМАХ ПОЛЗИ В СТОРОНУ ЛЮДЕЙ!»
– О причинах того, что произошло со мной, можно говорить долго, и все будет недостаточно точно. Много обстоятельств – и внутренних, и внешних – просто сошлись в этот день, в этом месте.

Мы проводили психологический тренинг на природе, в удивительном живописном месте – на базе «Усть-Койва». В последний день делали практику возле скал. Когда пришли, люди разбрелись по округе, возникла пауза, и я решил подняться на гору, на которой уже был несколько раз в своей жизни. Залез на вершину, хотел встать, вскинуть руки и крикнуть, но не успел. На вершине была снежная шапка, которая пошла вниз, вместе с ней полетел и я, примерно с высоты пятиэтажного дома.

Упал. В каком-то шоковом состоянии начал ползти в сторону людей. При травме позвоночника это делать очень опасно, но альтернативой было замерзнуть. И вообще, это очень верная штука при любых потрясениях, не только физических, но и психологических – выбираться к людям.

Я выполз, меня заметили. В нашей компании оказался мужчина, который раньше работал в Центре медицины катастроф, он сумел грамотно оценить ситуацию. Потрогал ноги, и стало ясно, что я их не чувствую. На снегоходе с санями меня увезли в ближайшую деревню, где в одном из домов положили на стол и дождались приезда скорой.

– Когда я спросил у медсестры: «Какова цель моего пребывания в больнице?», – она ответила: «Поставить на ноги». Я тогда подумал, что это буквально. Даже писал клиентам и коллегам, что недельки через 3–4 приеду, просил ненадолго отложить наши проекты...

Но время шло. Я ставил себе сроки: месяц, три месяца, полгода. Вот, сейчас начнется, сейчас я это сделаю, это поможет... Чуда, может, ждал. Но со временем пришло осознание, что чуда не произойдет, и те достижения, которые у меня есть в реабилитации – это следствие моих усилий.

Когда я сел в кресло-коляску, то очень обрадовался. До этого я три месяца лежал. Моя девушка и моя мама по очереди вывозили меня, лежачего, на каталке погулять. Я радовался продвижению вперед и любой возможности иметь свою волю. Когда я смог сам перемещаться по коридору, пусть в кресле-коляске, я страшно радовался тому, что теперь сам отвечаю за свое перемещение в пространстве.

То, что случилось – следствие тех выборов, которые я совершал в своей жизни. И то, как я восстанавливаюсь и оживаю сейчас, тоже часть того, как я обхожусь с собой. У меня нет сверхидеи – во что бы то ни стало встать, пойти и всем доказать. Нет, мне интересно оживать в куда более широком смысле этого слова.

«МЫ ОТНОСИМСЯ К ТЕЛУ КАК К МАШИНЕ ПО ДОСТИЖЕНИЮ ЦЕЛЕЙ»
Омертвление было. Но не после падения. Как раз до него. Падение стало встряской, предупреждением. Может, даже шансом и необходимым давлением, чтобы я какие-то вещи начал осознавать, иначе с собой обращаться.

Например, мы очень сильно разделяем душу и тело. И это не только моя проблема, это болезнь поколения. Мы относимся к телу как к машине по достижению целей. Происходит сильное расщепление, человек отождествляет себя с внешними целями и полностью теряет связь со своими реальными ощущениями и эмоциями. Тот поход на скалу был чем-то подобным. Во имя цели, во имя желания что-то доказать себе и миру. Может, желание и неплохое, но способ был неподходящий. Никому я ничего не доказал, а только сам травмировался.

Падение сильно развернуло меня – к себе, к своему телу, к ощущению собственного присутствия в мире, к ответственности за это.

– До падения была паника – надо бежать, успевать... Неважно зачем, неважно куда.

Сегодня клиентка в беседе на консультации привела хорошую метафору. Ей приснился сон о том, что она стоит на вокзале, ждет поезд и очень беспокоится, что он не придет. При этом абсолютно непонятно, куда этот поезд едет и зачем он ей, но она все равно переживает. А в какой-то момент устает ждать, разворачивается и смотрит назад. А сзади деревня, люди... Жизнь.

Мой опыт ограничений дал понять: для того чтобы обрести что-то важное, не обязательно куда-то быстро и далеко нестись. Все самое ценное – внутри меня и рядом со мной. Достаточно заметить, признать и научиться обращаться с тем, что есть. Вопрос в том, открываешь ты на это глаза или все время ждешь волшебного поезда, который увезет неведомо куда.

Сегодня мы ходили прогуляться с моей девушкой. И мне было так кайфово! Раньше я совершил бы миллион таких передвижений, но совершенно не оценил бы того блага, что мне дано. Оно не ускользает, нет. Это мы его пропускаем, пробегаем, проходим.

«Я НЕ В ОБИДЕ НА ГОСУДАРСТВО»
– Да, в Европе человеку на коляске жить значительно проще. Но мы пока не планируем уезжать. Была мысль перебраться в Крым, там тоже среда более доступная и есть друзья, но я очень держусь за местное профессиональное сообщество. Я не встречал еще такого подхода к мысли и человеку, который бы так во мне откликался. Ради этого я готов оставаться здесь. В Крыму было бы проще, я бы купил, например, электроскутер и каждый вечер мчался бы вдоль прибоя... Но есть вещи важнее, чем гонять туда-сюда на электроскутере.

Можно было бы держать связь с коллегами через Интернет. Но тогда контакт с сообществом был бы значительно беднее. Даже консультация по скайпу – совсем не то, что вживую. А уж тем более работа по осмыслению и исследованию переживаний. Сегодня мне важно оставаться здесь. А ограничения... Я их все меньше и меньше замечаю по мере того, как увлекаюсь чем-то интересным.

Я не в обиде на государство. Этот нюанс важен. Я понимаю, что мое государство восстанавливается после нескольких серьезнейших травм, которые произошли за последние 100 лет. И мне важно выходить из претензии и обнаруживать себя ответственным.

Моя задача – помогать людям приходить в сознание. Моя ответственность в том, чтобы свою работу делать хорошо. Вот и все. И когда я двигаюсь в эту сторону, бордюры меня не раздражают. Я чувствую себя частью этого города, чувствую ответственность за него, пытаюсь на своем месте сделать лучше – себя, людей вокруг. Хоть немного выбраться из бездушности, нигилизма и апатии, в которых находится, по моим ощущениям, значительная часть населения страны и в которых я находился большую часть жизни.

«МЫ ЖИВЕМ В ЭПОХУ АВАТАРОК»
– Мы очень разобщены и не умеем договариваться. Как-то настроение у меня было не очень, в полночь я играл на гитаре какой-то блюз. Пришел сосед с этажа выше. Стал молотить в дверь со всей дури, потом начал кричать, что вызовет полицию, затем оборвал мне все провода.

На следующий день у меня был выбор: включаться в войну или попробовать поступить иначе. Я выбрал второе. Поехал к нему, поговорил. Для меня было важно, с одной стороны, сказать, что я был не прав, но с другой стороны, не потерять и свои границы, донести свою правду, сказав, что это не дело – так выяснять отношения. Сейчас мне даже приятно его встречать. Мы с удовольствием жмем друг другу руки, можем поболтать у подъезда, и я понимаю – как здорово, что удалось умерить собственную гордыню. А ведь у меня спеси тоже много было.

Откуда в нас столько злобы и жестокости? Я считаю, их причина – переизбыток боли. А ее причина – сильное желание, которое находится без ответа. Если полдня не поели, будет просто болеть желудок. А если три дня не есть? Вы будете очень злы или впадете в апатию. И если вопросы питания мы не игнорируем, то многие желания, потребности и боль в отношениях с людьми часто задвигаем, подавляем. И вследствие этого озлобляемся.

Еще беда в том, что люди не решают свои проблемы, а энергию, которая выделяется на их решение, сливают через обсуждение каких-то событий, в которых напрямую не участвуют. Поэтому сегодня, например, муж и жена могут серьезно рассориться, споря из-за событий на Украине. Мы всюду видим столько разных новостей о потрясениях в разных точках мира, что нам начинает казаться, будто мы напрямую участвуем во всем происходящем. Это мы отправляем ракеты в Сирию. Это мы воюем на Украине. Человек перестает понимать, где он находится, на что влияет, а на что нет. И, что самое страшное, начинает разбираться во всех этих внешних событиях куда больше, чем в том, в чем напрямую участвует. Например, в отношениях с близкими.

Современные люди вообще не осознают своего подлинного размера – мы живем в век аватарок. И благополучный образ в социальной сети создать куда проще, чем разобраться с реальными трудностями. Но еще хуже, когда ты сам в этот образ начинаешь верить. Тогда все силы будут бросаться на его поддержание. А на его фоне остается много неразрешенных проблем, которые в итоге нас и придавят.

ТО, ПРО ЧТО БОЛИТ ДУША И ТЕЛО И ЕСТЬ СМЫСЛ
– Мне симпатичны люди, которые ищут смысл. Но вопрос в том, не является ли этот поиск чисто рационально-интеллектуальным построением? Вот у меня тело болит, душа болит, проблемы в отношениях с близкими, не ладится на работе, а я пытаюсь найти некий волшебный смысл, который бы оправдал все мои страдания.

Для меня смысл не в том, чтобы оправдывать страдание, а в том, чтобы признавать его, переживать и разбираться в его причинах. Потому что наши страдания – это крик души о том, что действительно важно. И боль, хоть физическая, хоть душевная – это очень сильная нужда. Почему-то касаясь вещей простых и бытовых, мы это распознаем (например, голод), но боль другого характера предпочитаем подавлять. Один путь – развлечь и отвлечь себя, став адептом общества потребления. Другой – оправдать это все каким-то смыслом: да, мне плохо, зато у меня великая миссия!

Я против обоих путей. Потому что про что у тебя душа болит, про что у тебя болит тело – это и есть твой смысл! Это и есть то, с чем тебе разбираться! Это и есть твоя миссия.

Когда у меня стала восстанавливаться чувствительность, начали очень болеть ноги. Это была постоянная ноющая боль. Я стал раздраженный, напряженный, во мне появилось много злости. Я тогда решил – ну и пусть мне так больно, зато я стану мощным специалистом, заработаю много денег... Это была попытка ухода от себя. Но я сумел встретиться с этой болью и спросить свои ноги: а про что вы болите-то?! Нашел как минимум два важных ответа. Первый – очевидный: надо больше шевелиться. И я стал больше заниматься лечебной физкультурой, ходить, стоять в тренажере, ползать. А другая часть – про то, чтобы после травмы обратно присоединить к себе эти ноги. Потому что это очень большой соблазн: то, что болит и не выглядит так красиво, как раньше –отторгнуть.

Сейчас я думаю, что любая боль или любое травматическое событие – это “билетик”, который тебе подарила судьба, чтобы на что-то важное обратить внимание. Это шанс изменить жизнь. Всем нам жизнь рано или поздно посылает испытания. Но большинство людей такие билетики выбрасывают и думают, что впереди их ждет что-то более важное, чем боль в пояснице.

И о любви

Большую часть разговора с нами в комнате сидела невеста Владимира, фотограф Ксения Жукова. Она молчала почти все время, лишь на вопрос, сколько ждали скорую, тихо ответила: «Больше часа…» Они вместе четыре года. Ксения была с Володей до падения, была с ним, когда он упал, осталась рядом и после травмы.

У меня не было желания узнавать подробности их личной жизни. Лишь уходя, уже на пороге, спросила: «Когда свадьба?»

– Мы пока не знаем, – улыбаясь, ответил Владимир. – Нам нравится быть в статусе жениха и невесты.