Тюрьма – их дом

Текст: Юлия Баталина

В большинстве пермских музеев вечером 17 мая открывались выставки, шли концерты, лекции, мастер-классы, а количество посетителей исчислялось тысячами. Но Мемориальный музей истории политических репрессий «Пермь-36» не может себе этого позволить: с января его финансирование практически прекращено, идёт трудная и длинная реорганизация, деление на два юридических лица — автономное некоммерческое объединение и государственное автономное учреждение.

С 1 апреля в «Перми-36» отключено электричество. Приём посетителей приостановлен. Поэтому решение организовать в рамках Всемирной ночи музеев экскурсию из Перми — уже серьёзный поступок.

Экскурсию вёл научный руководитель музея, кандидат исторических наук Леонид Обухов. Все два часа, пока автобус шёл по красивейшим весенним берегам Чусовой и её притоков, он рассказывал о пермском ГУЛАГе.

Территория нынешнего Пермского края была буквально испещрена исправительными лагерями и колониями, лагерными и пересыльными пунктами. По берегам Чусовой расположены десятки старых плотбищ: большинство лагерей были так называемыми «лесными», и поваленный «зэками» лес отправлялся по реке вплавь.

На территории Пермского края находился один из старейших политических лагерей Советского Союза: первый, как известно, был организован на Соловках, а его отделение — на Вишере. Вишерлаг, созданный ещё в 1926 году, был филиалом СЛОНа — Соловецкого лагеря особого назначения, а в 1930-х годах вошёл в систему ГУЛАГа.

Но от Вишерлага не осталось практически ничего, как ничего не осталось от многочисленных лагерей в других регионах России — например, в соседней Республике Коми, где исправительно-трудовых учреждений было даже больше, чем в Пермском крае. А бывший лесной лагерь, основанный в 1946 году в окрестностях города Чусового, сохранился.

Момент, когда в начале 1990-х годов здесь впервые побывал историк Виктор Шмыров и понял, что это не просто зона, а уникальный памятник ГУЛАГа, можно считать счастливейшим для учёных-историков, специалистов по истории России ХХ века: благодаря этому удалось сохранить подлинный памятник той эпохи — единственный в мире.

Сейчас многие города утверждают, что у них есть «единственные» музеи ГУЛАГа. Томск, например, или Красноярск. Но ни там, ни даже на Колыме нет ни одного уцелевшего полного лагерного комплекса, ни одного деревянного барака, из каких, собственно, и состояли практически все лагеря. Каменные строения кое-где сохранились, а деревянные — только в под Чусовым. Шмыров смог по достоинству оценить уникальность этого памятника, и вероятность включения «Перми-36» в список Всемирного наследия ЮНЕСКО — вовсе не преувеличение.

Экскурсанты, прибывшие в музей вечером 17 мая, смогли в этом убедиться. Несмотря на отсутствие электричества, опустевший музей находится в идеальном состоянии, будто застыл в первой половине ХХ века. Рабочие помещения, конюшня, кузница, пилорама, уникальный экспонат — контрольно-пропускной пункт между рабочей и жилой территориями, где «шмонали» выстроившихся в шеренги по пятеро «зэков». Почему по пятеро? Конвоиры были не слишком грамотными, им так легче было пересчитывать заключённых.

Особый интерес представляет система ограждений — «концентрические круги» заборов, контрольно-следовая полоса, особая колючая проволока — так называемая «путанка», а также противоподкопный механизм.

В жилой зоне почти уютно: цветёт черёмуха, выстроились берёзы вдоль главной аллеи, иронично названной заключёнными Аллеей свободы. Здесь тоже всё удивительно сохранно — не только жилой и штабной бараки, но и банно-прачечный комплекс и даже туалет для заключённых. Нет только корпуса столовой — обрушился несколько лет назад, не успели отреставрировать.

Зато в полнейшей сохранности самый эффектный экспонат — ШИЗО, штрафной изолятор. При его осмотре очень правдиво звучит рассказ Леонида Обухова о том, как в этих крошечных клетушках с отхожей ямой в углу, но без воды заключённые умирали от холода (при этом волшебный термометр лагерного начальства всегда показывал «разрешённые» +18°С) и от голода, находясь на так называемом «довольствии 9-б»: 1300 килокалорий в сутки, что равняется 300 граммам чёрного хлеба, щепоти соли и кружке кипятка.

В истории ИТК-6 (позже — исправительно-трудовой лагерь «Пермь-36») было три главных периода:

— 1946-1953 годы — ГУЛАГовский период, когда здесь отбывали наказание уголовники, «бытовики» и «указники», как мужчины, так и женщины. «Указники» — это те, кто получил срок по «указу о пяти колосках» за «хищения социалистической собственности» или «саботаж», то есть, например, за самовольную отлучку с работы, что было в те годы уголовным преступлением.

— 1953-1972 годы — это время, когда «Пермь-36» была «спецзоной», где отбывали наказание осуждённые работники правоохранительных органов. Многие из них были «расконвоированными» и выходили, например, на ближайшее болото за морошкой. Зону тогда прозвали «полковничьей».

Почти в самом финале этого этапа в жизни «Перми-36», в 1970 году, сюда привезли двух молодых офицеров, осуждённых на пять лет за участие в организованной преступной группе. Оказалось, что это подельники младшего лейтенанта Виктора Ильина, который пытался застрелить Леонида Брежнева, но убил водителя машины с космонавтами. Парней посадили за то, что они, согласно свидетельским показаниям, бывали в гостях у Ильина и подолгу болтали с ним на кухне. Их «замели», чтобы Ильин из психа-одиночки превратился в серьёзного террориста, участника преступной группы. В настоящее время оба реабилитированы. Это были первые политические заключённые «Перми-36».

— С 1972 года зона стала «политической». Это был самый известный период в истории лагеря: здесь отбывали наказание диссиденты-правозащитники, узники веры, лидеры национально-освободительного движения респуб­лик СССР. О каждом можно написать захватывающую книгу: Сергей Ковалёв, Балис Гаяускас, Василий Стус, погибший в этом лагере при загадочных обстоятельствах... Все эти люди официально реабилитированы, многие из них живы, например, блестящий филолог, литературовед, специалист по поэзии трубадуров, преподаватель Страсбургского университета и обаятельнейший человек Михаил Борисович Мейлах. Очень может быть, что он, как обычно, приедет в Пермь на Дягилевский фестиваль, а заодно отправится на сплав по Чусовой и непременно заедет в «Пермь-36»: для него, как и для многих других правозащитников, это место не только тяжёлых воспоминаний, но и триумфа духа.

Во время экскурсии в «Музейную ночь» Леонид Обухов отвечал на много вопросов. Например, были ли среди заключённых военные преступники и изменники Родины? Были! Из истории слова не выкинешь. По статье «Измена Родине» был осуждён, например, Витольд Абанькин, который, будучи военнослужащим на территории ГДР, пытался совершить побег в ФРГ. Находясь в лагере, аполитичный молодой человек стал ярым правозащитником, каковым остаётся и сейчас. Понятно, что его «измена Родине» — история почти анекдотичная, сейчас он реабилитирован.

Были и настоящие военные преступники — в отличие от диссидентов, люди совершенно сломленные, без моральных тормозов, без стержня. Они, по словам Обухова, активно сотрудничали с начальством и «стучали» на «политических».

Участники экскурсии хорошо прочувствовали лагерный колорит: из-за отсутствия электричества выставочные экспозиции пришлось рассматривать при свете карманных фонариков, что создавало немного жутковатую атмосферу.

Завершилась экскурсия «фуршетом по-лагерному»: чёрный хлеб с селёдкой и 50 г спиртного — в память об «узниках совести».