Квартирный вопрос решали чекисты

Текст: "Аргумент [2]"

Очень распространённым явлением было распределение между чекистами ценных вещей часов, ружей, велосипедов, патефонов, изъятых в качестве вещественных доказательств. Апогей наживы - времена «Большого террора»: чекисты занимали дома и квартиры арестованных, присваивали обстановку и ценности, вплоть до сберкнижек. Почти весь квартирный фонд отправленных в ГУЛАГ людей перешёл к карателям.

Одним из мотивов массовых репрессий в 1936-38 годах было желание НКВДистов обогатиться за счет утилизируемых ими советских граждан. Почти весь квартирный фонд отправленных в ГУЛАГ людей перешёл к карателям. НКВДшники также присваивали имущество репрессированных.

Чтобы лучше понять тот исторический период, укажем на его главную проблему – страшный дефицит жилья в города. В 1920-е – начало 1930-х в города хлынули миллионы крестьян. Жилищное строительство же в эти годы почти не велось. В итоге в новых промышленных центрах вроде Магнитогорска на человека в среднем приходилось по 4-5 кв. м на человека, в крупных городах (вроде Горького) – 6-7 кв. м, в Москве и Ленинграде – по 7-8 кв. м.

Большинство горожан ютилось в коммуналках, бараках, подвалах и подсобках. Отдельные квартиры были роскошью, и в них продолжали жить остатки царского среднего класса (интеллигенция), либо новый средний класс – советские управленцы, номенклатура и красная интеллигенция. В этих условиях донос на соседа был одним из способом улучшить жилищные условия – занять его комнату в коммуналке. У кого был административный ресурс, те имели возможность с применением 58-й статьи совершить вселиться в элитное (про тем меркам) жилье репрессированного – отдельные квартиры и дома.

Особенно рьяно пользовались этим административным ресурсом НКВДшники (менее рьяно – прокуроры и судьи). Истории тех лет показывают, как происходил передел рынка недвижимости крупных городов. При этом надо не забывать, что эти истории стали достоянием гласности благодаря «бериевским чисткам» НКВД, проведённым им с конца 1938-го по 1941 год. В вину чекистам, работавшим во время «Большого террора» в 1936-1938 годов в том числе вменялись в вину хищения, мошенничества, злоупотребления служебным положением.

Вот несколько эпизодов о деятельности работников НКВД Кунцевского района Москвы.

«Размеры жилплощади и количество проживающих на ней тщательно фиксировались в протоколе ареста и обыска. Если там был прописан только арестованный, комнаты опечатывались и переводились на баланс Административно-хозяйственного отдела УНКВД, а затем распределялись среди нуждающихся сотрудников управления. В случае, если в квартире проживали члены семьи, она оставалась в их распоряжении. Однако не было правил без исключений, и к числу последних относилось так называемое «элитное жилье».

В следственных делах 1937-1938 годов содержатся материалы, раскрывающие механизм квартирного «самоснабжения». При обыске квартиры Муралова, располагавшейся в Петровском переулке, работник Кунцевского райотдела НКВД Каретников опечатал две из трёх комнат и предупредил домочадцев, что им следует ждать «уплотнения».

Уже после того, как Муралов был осуждён, его жена летом 1939 года попыталась вернуть себе жилплощадь. Напрасно: через пару недель в опечатанные комнаты уже вселялся сотрудник НКВД.

После перевода в Кунцево Кузнецов получил трёхкомнатную квартиру в центре Москвы, на Гоголевском бульваре. Кузнецов вселился квартиру корейца Сан-Таги Кима. Последний работал в 1919 году в Моссовете, позже выезжал к себе на родину с заданиями Коминтерна, а накануне ареста работал заместителем начальника цеха Одинцовского кирпичного завода, располагавшегося на территории Кунцевского района.

В конце марта 1938 года Каретников вёл следствие в отношении большой группы работников кунцевского завода № 46. При аресте В.П.Куборского, бывшего начальника отдела снабжения завода, он обратил внимание на трехкомнатную квартиру в центре Москвы, в Большом Власьевском переулке, где арестованный вместе с женой занимали две комнаты. Сам Каретников только в январе 1938 году получил комнату в Москве, но явно не собирался останавливаться на достигнутом. Вскоре выяснилось, что на желанной жилплощади был прописан ещё и квартирант.

Из допроса Каретникова от 9 февраля 1939 года:
«Каретников мерами физического воздействия добился показаний от Куборского о том, что, якобы, Литвак Яков Григорьевич, остававшийся проживать на квартире Куборского, является участником к/р шпионско-диверсионной организации. Не имея права на подпись ордеров на арест, как оперуполномоченный, Каретников 22 марта 1938 года подписал ордер на арест Я.Г.Литвака. Арестовав Литвака, по национальности еврея, Каретников дал установку сотруднику райотдела НКВД Петушкову показать Литвака в следственном деле, как поляка. Петушков выполнил указание Каретникова путем преступной подделки документов — внес в анкете арестованного вместо «еврей» – «поляк», а также и в протоколе допроса оставил свободное место и после подписи страницы гр-ном Литваком внёс слово «поляк».

Учитывая то обстоятельство, что после ареста Куборского и Литвака на квартире оставалась проживать жена Куборского — Куборская Мария Алексеевна, Каретников вошёл в сделку с обвиняемым Куборским, попросив обменять свою комнату с его женой. Получив согласие Куборского на обмен своей квартиры на квартиру Куборских, Каретников незаконно разрешил свидание Куборской М.А. со своим мужем обвиняемым Куборским. Далее, решив не менять свою комнату на квартиру Куборских, Каретников через Петушкова добился показаний от Литвака и других обвиняемых, что Куборская Мария тоже шпионка и 29 марта 1938 года арестовали также и её.

Желая замести следы преступления и представить Куборскую в самом отрицательном виде, ведший следствие Петушков, по установке Каретникова, подделал документ – в анкете арестованного уже после подписи арестованной внёс надпись «отец крупный помещик», в то время как Куборская показала, что её отец мещанин. После ареста Куборской Каретников, получив записку от бывшего зам. начальника Управления НКВД МО Якубовича на получение ордера, вселился в квартиру Куборских, свою же комнату променял с гражданином Зайцевым, проживавшим через коридор от Куборских, и теперь занимает отдельную квартиру из 3-х комнат. Используя служебное положение, Каретников за счёт завода № 95 отремонтировал всю квартиру».

Такие же процессы шли в регионах. В книге Теплякова «Машина террора. ОГПУ-НКВД Сибири в 1929-1941 годов» рассказывается о «повседневной жизни» НКВДшников в Сибири.

Очень распространённым явлением было распределение между чекистами ценных вещей часов, ружей, велосипедов, патефонов, изъятых в качестве вещественных доказательств.

Апогеем наживы стали времена «Большого террора». Чекисты занимали дома и квартиры арестованных, присваивали обстановку и ценности, вплоть до сберкнижек. Следы воровства заметались: так, в период реабилитаций оказалось невозможным выяснить судьбу денег, изъятых у арестованных, поскольку документы по операциям с наличностью периода «Большого террора» в УНКВД НСО были уничтожены.

В 1937-1938 годах в Барнауле, «нач. отдела П.Р.Перминов представлял из себя зав. жилотделом, а начальник отделения СПО К.Д.Костромин – агента жилотдела. Они имели большую связку ключей и распределяли квартиры. Из кулуарных разговоров можно было понять, что основанием к аресту были приличные дома.

На конфискованной у работника штаба ВВС СибВО М.А.Зубова в 1937 году машине ГАЗ-А затем разъезжал начальник Особого отдела СибВО.

Полностью исчезло изъятое без описи богатое имущество заведующего Запсибкрайздравом М.Г.Тракмана, позднее оценённое дочерью в 100 тысяч рублей, о конфискации которого не оказалось впоследствии никаких документов .Многие чекисты обогатились, скупая по дешёвке или просто присваивая себе вещи арестованных и особенно расстрелянных.

Не брезговали и передачами для арестантов: денежные передачи для новосибирского обл. прокурора И.Баркова (причём уже после его самоубийства) присвоил ведший следствие по его делу П.И.Сыч. Помощник начальника СПО УНКВД НСО М.И.Длужинский похитил несколько сберкнижек арестованных и множество облигаций; за хищение ценных вещей арестованных на 50 тысяч рублей в апреле 1938 года был осуждён к расстрелу начальник отделения КРО УНКВД НСО Г.И.Бейман.

В 1939 году бывший начальник особой инспекции новосибирской облмилиции И. Г. Чуканов свидетельствовал, что начальником управления НКВД И. а. Мальцевым «поощрялось мародёрство, он не принимал никаких мер к тем, кто снимал ценности с арестованных, приговорённых к ВМН» .

В ходе репрессий пропало большое количество культурных ценностей. Известно, что исчезли рукописи, редкие книги и иконы после ареста поэта Н.А.Клюева, книги, письма и автографы из собраний новосибирских литераторов Г.А.Вяткина, В.Д.Вешана, В.Итина (при аресте Вешана хранившаяся у него записка Ленина была сожжена лично начальником СПО УНКВД ЗСК И.А.Жабревым).

Большая библиотека 256 наименований (включая книги с автографами авторов), а также письма Максима Горького, Александра Блока, Ромена Роллана были изъяты у писателя Г.А.Вяткина и бесследно исчезли. Отличились в мародёрстве видные работники УНКВД по Алтайскому краю Г.Л.Биримбаум, Ф.Крюков, М.И.Данилов и В.Ф.Лешин. Однако руководители управления НКВД фактически санкционировали преступления двух последних, мотивируя тем, что «Данилов и Лешин проводят большую работу по приведению приговоров в исполнение».

Много вещей арестованных присвоил начальник Томского ГО НКВД И.В.Овчинников, а также сотрудники Ямало-Ненецкого окротдела УНКВД по Омской области. Помощник начальника Кемеровского ГО НКВД Н.А.Белобородов в 1939 году получил 2 года заключения за бездокументное расходование на нужды горотдела 15 тысяч рублей, изъятых у арестованных.

Начальник Нерчинского РО УНКВД по Читинской области М.И.Богданов весной 1939 года был исключён из партии, а затем осуждён на 8 лет за нарушение законности, «присвоение вещей, изъятых у арестованных, за организацию коллективного пьянства на деньги, изъятые у арестованных». Начальнику УНКВД по Дальстрой В.М.Сперанскому в числе разнообразных уголовных обвинений вменялась и трата 80 тысяч рублей, изъятых у арестованных и расстрелянных.

Сотрудники советской разведки участвовали в нелегальном обороте наркотиков за рубежом. Резидент ИНО Я.Г.Горский в 1939 году обвинялся в том, что, работая по линии НКВД в Монголии, установил близкие отношения с торгпредом А.И.Биркенгофом (расстрелянном в 1936 году), покупал у него опиум и спекулировал им.

Горский не был единственным разведчиком, которому предъявлялись подобные претензии. Так, в следственном деле Берии упоминались причины тайной ликвидации полпреда в Китае и одновременно резидента ИНО НКВД И.Т.Луганца-Орельского, убитого 8 июля 1939 году в Грузии. В деле было сказано, что полпред-разведчик якобы контролировал оборот наркотиков, и его устранили негласно для того чтобы «не спугнул» сообщников». Возможно, торговля опиумом была формой финансирования чекистских резидентур».

Традиция чекистского рейдерства дожила и до наших дней. Только теперь члены охранительско-карательного сословия «отжимают» не только книги и квартиры, но и заводы и нефтяные компании.