Последняя миссия авиастрелка

Многое увиденное им не вписывалось в представления о войне. Компьютерная игра «Ил-2» считается одним из лучших авиасимуляторов в мире. Но в судьбе пермяка знаменитый штурмовик был вовсе не игрушкой.

У Анатолия Паутова было в жизни много всего. В годы войны был «флагманским стрелком» на двухместном «Иле». Был сбит, попал в плен. После войны выбрал самую «земную» и мирную профессию – преподавал почвоведение в пермской сельхозакадемии. Его воспоминания подкупают не описаниями «стратегий», а тем, что видишь «детали войны».

Я УЖЕ НА ВОЙНЕ ИЛИ НЕТ?
Первое столкновение с войной – тема, модная нынче. Про это снимают и сериалы, и телепередачи. Мы можем сравнить с воспоминаниями очевидца.

«…Выглянул в окно и – о, ужас! – насчитал десятков шесть вражеских бомбардировщиков. Когда открыл дверь комнаты, увидел: прихожая забита ребятишками, женщинами, некоторые с грудными детьми, все молчали, даже дети не плакали, не канючили.
…Стены дома ходили ходуном, сыпалась сверху штукатурка. Вот одна из бомб упала рядом с серебристой цистерной – та взлетела в воздух, медленно перевернулась, рухнула. Вторая бомба угодила в туалет... и нет его. «Следующая – наша», – мелькнуло в голове (как штурман я ведь хорошо знал законы бомбометания), но пронесло. До сих пор помню, как в голове назойливо билось: «Господи, когда это кончится? Хватит уже! Сколько можно?» Нечто подобное ощущают, наверное, в зубном кабинете, когда сверлят больной зуб.
И я никак не мог понять: я уже на фронте, или это лишь прелюдия?»

ПОЕДИНОК В НЕБЕ
Это общая мечта – чтобы мы знали о войне лишь по мемуарам. Или по компьютерным играм. Сейчас можно запросто превратиться в стрелка самолёта и отстреливаться от противника. А как всё это выглядело не на экране монитора?

«…Вдребезги разбит остеклённый «фонарь» моей кабины, холодный ветер обжигает лицо. «Мессера» так близко, что их контуры даже не умещаются в поле прицела. Открываю огонь. Оба вражеских самолета отваливают в сторону. «А вдруг решили оставить в покое», – думаю. Но нет. Набрали высоту и, один – справа, другой – слева, пикируя, берут нас в «клещи». Пытаюсь отстреливаться, но пулемёт не рассчитан на стрельбу вверх. Вдруг он и вовсе замолкает. Нажимаю на спусковой крючок... выстрела нет. И холодок пошёл по телу.

Осмелев, «мессера» прекращают осторожничать. Вскоре весь самолёт изрешечен пулями и снарядами. Сквозь пробоины в фюзеляже видна несущаяся земля, припорошенная снегом. Обшивка стабилизатора на хвосте во многих местах срезана, её обрывки трепыхаются туда-сюда. Броневая створка, защищающая ноги стрелка, пробита в нескольких местах. То и дело слышу сухие щелчки пуль и снарядов о броневую спинку моей кабины.

Перед каждой из атак я, как мышонок перед кошкой, вжимаюсь то в один, то в другой угол кабины, то прячу голову за бронестворкой. Вдруг в глаза будто горсть песку бросили – вражеская пуля в осколки разбила толстое стекло прицела. В глазах померкло. И в этот же миг заглох наш мотор. Самолёт сначала не сильно, а потом круто повалился вниз. Страшный удар о землю и такой же страшный удар затылком о броню. Темнота и какая-то неестественно блаженная тишина, вот что запомнилось».

В БОЮ – ВРАГИ, А ТАК – ЛЮДИ КАК ЛЮДИ
Почему-то в последнее время кинематографисты всё чаще обращаются к теме: каково было людям в плену или оккупации. А вот как…

«…Я встал, повернулся и увидел, что к нам приближается группа немцев. У кого-то из них оказался индивидуальный медицинский пакет, и он забинтовал мне глаза.
…Ехал и вспоминал сегодняшнее утро, завтрак в столовой, наш аэродром. Всё это было лишь пару часов назад. А сейчас я в одной машине с немцами, которые сидят рядом. Этого не может быть! За годы войны сформировался образ врага. А сейчас я удивляюсь немцам. Освободили мне место в машине, видя мои окровавленные бинты, смотрят с явным сочувствием. Да и я почему-то не питаю к ним никакой вражды. А внутренний голос нашёптывает: «А как быть с истребителями, которые только что расстреливали тебя в упор»? Но ведь и я тоже пытался уничтожить их. Люди, если они не фанатики, террористы или маньяки, становятся врагами только в бою. А в мирной обстановке – люди как люди».

В ПЛЕНУ: РАБОТАТЬ НА НЕМЦЕВ НЕ БУДУ!
«…Из разговора мы узнали, что все они пленные и работают шоферами в немецкой воинской части. Не удержался:
– Ребята, а не боитесь, что рано или поздно придётся отвечать?

Воцарилось молчание. Из всей группы наиболее разговорчивым был украинец из Краснодара. Привстав со стула, он бросил, очевидно, не раз обдуманное и выстраданное:
– Сначала полстраны сдали немцам, а теперь обвиняют людей в сотрудничестве с ними!
Я потом лежал и думал: «А ведь и мы всё лето, живя при аэродроме, общались с людьми, пережившими оккупацию, и ни разу не поинтересовались у них: а каково им было, чем кормили детей, где работали, как уживались с немцами?»

А коварная мыслишка шевелилась: «Может, и ты окажешься в таком положении? И согласишься работать на немцев». Никогда! Это я решил для себя твёрдо.
…И вот он, лагерь. Высокий «забор» из колючей проволоки, вышки с часовыми по периметру, ряды кирпичных бараков. В центре, с половину футбольного поля, плац. Лагерная жизнь началась».

Потом у Анатолия Ивановича были три попытки побега из лагеря. Последняя – удачная. Затем попал в штрафбат, воевал в разведке, закончил войну в Чехословакии. А дальше – победа и мирная жизнь.

Текст: Андрей Матлин, «Пермские новости» [2]
Илл. из архива «Иной газеты»