Несколько слов о "Тарасе Бульбе"

К фильмам, приуроченным к юбилеям, всегда почиталось за хороший тон относиться с недоверием. Бытовало в советские времена хлесткое словцо «датский», отнюдь не имеющее отношения к стране Дании. Датскими называли произведения, приуроченные «к дате». Как я гляжу, если не сам эпитет, то ироническое отношение к «датским» фильмам бытует и сейчас. («Тараса Бульбу» многие поторопились занести в летопись официоза, не успев еще посмотреть). Но, быть может, мы кое-что упрощаем, вынося снобский вердикт: ах, ну это же «к дате»?

Да, официоз – пренеприятный спутник великих дат. И при том спутник неизбежный. Но не все, что устремлено к великой дате, официозом исчерпывается. На то дата и велика. Она и самое находит людей, падает в душу, нудит влиться в общую реку прежде, чем успеваешь осознать, что к ней-то, к дате, река и течет… В скучном же пространстве надобно обитать, чтобы уж вовсе не считаться с магией чисел! Накануне юбилея Гоголя фильмы по нему и о нем неизбежны отнюдь не только потому, что на них легче дают денег. Гоголь сам заставляет о себе вспомнить – хотим мы этого или нет.

По мне, так лучше сбросить со счетов соотношение премьеры и юбилея: коли фильм хорош, так он и не датский.

Но, пожалуй, давненько мне не было так трудно ответить на столь простой вопрос: понравился ли фильм? Горячие споры, хорош ли он, плох или очень плох, в моей семье не смолкают уже добрую неделю. И поспорить есть о чем.

Не знаю, ставил ли В. Бортко задачей поиски не очерченной ныне русской идеи. Но невооруженным глазом видно, что режиссер пытался прорисовать собственный контур. При удаче это могло бы обернуться сильной стороной фильма. Обернулось слабой. Единственные места, где прекрасная игра Богдана Ступки делается неубедительной – затянутые речи о Родине, вере и товариществе. Перед боем говорят короче. А лидер вроде Бульбы, уж коли возьмется говорить длинные речи, так заворожит, так заколдует – не то, что персонажи, зритель захочет немедля схватить саблю и в бой. Не завораживает. Стоило сократить вдвое. Между тем и каждый запорожец в фильме, умирая, произносит столь возвышенные словеса (что не всегда совместимо с характером полученных ранений), что делается как-то неловко. Один из античных философов вывел безупречный постулат: один цветок розы прекраснее сотни. Слова о православной вере и товариществе тронули бы зрителя в устах одного из умирающих казаков, но в групповом исполнении превращаются в банальную агитку. Да и вообще, пожалуй, рискованно искать светочей православия в запорожцах, которых отнюдь не идеализирует Гоголь. Ну не от избытка православия вояки отрубают девушкам груди, даже если девушки эти – десять раз католички. Этот момент, конечно, опущен, хотя при чрезмерной натуралистичности фильма вполне бы вписался. Но не вписывается идеологически. А чтобы превратить самого Бульбу и прочих казаков в однозначно «хороших парней» привносится мелодраматическая коллизия с доставкой трупа изрубленной жены.

Да и вообще весьма спорно, русский ли это менталитет – Запорожская Сечь? Бульба по духу скорее малоросс, чем русский, а малороссы слишком долго враждовали с поляками, чтобы ничего у них не позаимствовать. Бульба – пан, только пан навыворот. (Чтобы уйти подальше от этой данности, костюмеры нарядили поляков куда более общеевропейским манером, чем они одевались на самом деле. Костюмы запорожцев и шляхты во многом схожи.)

Но как достоверен в фильме Тарас, наблюдающий казнь Остапа, – с этими скупыми и пронзительно нежными словами отцовской похвалы. Во всех эпизодах, где режиссер забывает, что Бульба – нравственный светоч и патриотический идеал, персонаж светится и приближается к идеалу.

Великолепен Игорь Петренко в роли Андрия: доносит больше взглядом, чем словами. И как умудряется? Каждой женщине знаком этот лучезарно размытый взгляд, странно смягчающий мужские черты. Но никогда б не подумала, что это непроизвольное выражение мужских глаз можно сыграть. Не только влюбленность, взглядом Петренко играет и душевную растерянность человека, ощущающего себя случайным гостем в этой эпохе, в этой системе ценностей. А как он смотрит на Тараса в сцене смерти: убить – твоя воля, а переиначить – не твоя. При этом Андрий делается как-то особенно на Тараса похож: он ведь не меньше упрям. Давно не видала в кино таких говорящих глаз. Даже вспомнился молодой Яковлев в роли князя Мышкина.

А вот Остап проваливается. Его почти не замечаешь: даже в сцене казни все внимание зрителя приковано к Тарасу. Но в оправданье актеру надо сказать, что разыграться-то ему особо негде. Сочиненные сценаристом диалоги дело только портят. В первом Остап уж слишком невежда для бурсака. Чтоб бурсак да так тупо запутался в самой избитой из всех избитых латинских цитат – ну извините! Впрочем, он являет по замыслу режиссера не простое невежество, а невежество похвально патриотического образца. Диалог о греющей ноги родной земле… Слабо. Пожалуй, лучше бы тут сыграть, а не продекларировать. В произведении три ключевых персонажа: Бульба и оба сына. В фильме – увы, друг другу противостоят только Тарас и сын-отступник.

И уж решительно выше моего разумения, зачем понадобилась смерть родами прекрасной полячки и пополнение вражьего стана внуком Бульбы. Разве только затем, чтоб дедушка по материнской линии чуть-чуть не зарубил сгоряча младенчика. Но чуть-чуть, как известно, не считается. Уж надо было всерьез зарубить, чтоб зритель окончательно понял: ляхи – «плохие парни».

И в то же время – прекрасно переданное ощущение эпохи, эпохи яркой, яростной и неистовой. В ней много зверства, но мало грязи. Ведь грязно там, где слабость. Казачество, панство, магометане – все свирепы, алчны и не видят друг в друге людей. Косят друг дружку как траву. Какая уж тут слабость. Поэтому сцена, упомянутая, но не описанная Гоголем, не вызывает отвращения, развернутая в обстоятельный эпизод. Ходит ходуном присыпанный землей гроб, поставленный на живого убийцу. Жутко, но не мерзко. И так почти везде. На мой взгляд, правда, стоило бы, чтобы кровавого очарования не портить, убрать поляка, шутящего с дамой о подробностях казни казаков. Да, лютой смертью врага любовались самозабвенно. Все, включая малых детей. Но не так, иначе. И жестокие шутки над казнимыми (а без них не обходилось) звучали честнее и проще. Но, впрочем, это опять же проглянуло стремление напомнить, кто у нас «плохие парни».

Просматривая уже прозвучавшие мнения, я наткнулась на высказывание, что-де за «Тараса Бульбу» и браться не стоило, ибо произведение слишком уж гениально. По такой логике надобно воздержаться и от «Капитанской дочки», и от «Преступления и наказания». А снимать одни «Турецкие гамбиты» в большом количестве подсолнухов. Но подобными творческими поисками мы сыты по горло, merci.

Сознательно или интуитивно выискивалась национальная идея, угадал с нею автор или нет, хорошо, что попытка была. Чем больше попыток, тем больше шансов выявить размытую за советские и перестроечные годы самоидентификацию.

В фильме поровну мест откровенно слабых и по-настоящему сильных. И это на самом деле тоже неплохо. В любом случае его стоит посмотреть.

Смотрите в кинотеатре «Мелодия». Справки о расписании сеансов по телефону: 23-68-88

Текст: Елена Чудинова [2],
Илл. : кадры из фильма «Тарас Бульба»