Тайна Верховной Власти

Задолго до случившейся 7 мая церемонии, в ходе которой второй президент РФ В. В. Путин передал третьему президенту Д. А. Медведеву державные инсигнии, представители самых разных политических направлений сделали все, чтобы по возможности эту церемонию девальвировать.Концепция двоецарствия, подаваемая в стилистике начальственных указаний, не могла не порождать того естественного соображения, что двоецарствие так двоецарствие, сердце царя (тем более двоих) в руце Божией, но в чем тогда торжественный смысл предстоявших церемоний? Венчание на царство Симеона Бекбулатовича может быть триумфом глубоких политтехнологий, но к мистерии власти — чем, в общем-то, является вручение державы — такой триумф имеет слабое отношение. Тут уж или премудроковарно, или мистериально, а смешивать два этих ремесла контрпродуктивно. Во всяком случае различные жесты и установки, исходящие из Кремля и его окрестностей, объективно работали на создание образа Симеона Бекбулатовича, т. е. на упреждающую девальвацию.

Притом что можно было так и не усердствовать, поскольку весь оппозиционный спектр занимался тем же самым. Уверенно объяснявшие, что будет третий срок, когда выяснилось, что его не будет, с легкостью переложились в ту же концепцию двоецарствия, как будто, невзирая на свои освободительные убеждения, нанялись оказывать агитационные услуги АП РФ.

Слаженными усилиями что тех, что этих, единомысленно объяснявших, что институтом верховной президентской власти можно вертеть что так, что эдак, этот институт должен был бы по всем законам обратиться в сознании людей в нечто странное. То ли это главный (а по факту так даже и единственный) столп государственной власти, то ли это трость, макиавеллистами колеблемая. Тем более что сами макиавеллисты, надувая щеки, усиленно утверждали последнее.

Но состоявшаяся 7 мая церемония показала, что даже столь дружные усилия могут оказаться непроизводительными. Ибо она оказалась sui generis* детектором лжи. Свойства какового детектора заключаются в том, что, когда человек хочет уверить других (а зачастую и самого себя) в чем-то, противоречащем действительности, его выдает собственная плотская натура. Можно искусно симулировать убедительную речь, но такие непроизвольные вещи, как давление и пульс, не поддаются симуляции. При обесценивании слов бывает важнее обратить внимание не на то, что человек говорит, а как он себя ведет.

Поведение же и обоих президентов — ушедшего и пришедшего, и публики, причем как благожелательной, так и совсем не благожелательной, было весьма далеким о того, что естественно было бы ожидать, соответствуй действительности модель, соавторски предложенная нам лоялистскими и освободительными аналитиками.

Положим, вполне заметное смутное волнение В. В. Путина и Д. А. Медведева, не вполне укладывающееся в предполагаемый жанр политтехнологической комедии, еще можно объяснить либо тем, что оба — гениальные артисты, либо даже не предполагая гениальности. Человек так устроен, что при всяком решительном шаге его одолевают смешанные чувства. Даже при переезде в новую и лучшую квартиру радость не есть единственное чувство. Что же говорить о расставании с престолом, будь оно даже всего лишь формальным.

Но уже никак не сообразуется с жанром всем очевидной комбинации реакция публики. За исключением совсем уже освободительных органчиков, у которых любые события вызывают одну-единственную реакцию «Бр-р! Гав-гав-гав!», люди, которых трудно подозревать в особенной симпатии и в особенном доверии к власти, не сговариваясь выражали то общее чувство, что происходит нечто на самом деле важное и что впереди нечто неизвестное.

Церемония, загодя и стократно объявленная чистой комедией, когда дошло до дела, вызвала те же чувства, которые прежде вызывались событиями совсем не комедийными. Уход М. С. Горбачева 25 декабря 1991 г. и уход Б. Н. Ельцина 31 декабря 1999 г. порождались иными обстоятельствами, нежели уход В. В. Путина с высшей должности 7 мая 2008 г., да и окончательность ухода, сегодня дискуссионная, тогда была очевидной. Но, существенно отличаясь в видовом отношении — все три случая довольно разные, — в родовом отношении они вполне сходны и порождают сходное ощущение стыка эпох и неизвестности. В чем и есть суть всякого начинающегося царствования. Сходным является и если не чувство почтения к уходящему — это уже было бы совсем умильно, то уж во всяком случае существенный спад поношений, хотя еще вчера их было довольно. И кстати, опыт показывает, что затем они возобновляются. Тут дело не в благородном отношении к ушедшему — будь так, оно оставалось бы постоянным, но скорее в силе прикосновения к истории. Для поношений было время вчера и, возможно, будет завтра — но не сегодня, потому что чувства, порожденные сменой царствований, вытесняют чувства прочие.

Речь, повторимся, тут не идет о почтении к конкретным особам. Оно может быть и его может не быть. Речь о признании первостепенной важности самого института и осознании того, что смена царствующей особы до всех касается. Еще проще — речь идет о неизменно монархическом сознании, которое, по крайней мере в режиме подсознания, является общерусским безотносительно к тому, как тот или иной индивид сам относится к монархической природе русской власти. Она может ему сколь угодно не нравиться, но он будет исходить из того, что именно так, а не иначе она функционирует.

В этом смысле хитрые конструкции с конституционными инверсиями прежде всего беспочвенны. В русском быту очень многое куда повернул, туда и вышло, но к этому очень многому природа верховной власти никак не относится. В этом (и, пожалуй, едва ли не только в этом) отношении Россия — крайне законническая страна. Есть институт верховной власти, у него есть вполне конкретное название, и произвольным образом дышло тут никак не поворачивается.

Почвенная реакция на церемонию 7 мая — несмотря на все усилия эту церемонию девальвировать — лишний раз подсказывает, что тут перед нами институт абсолютно неподатливый. Нравится это или не нравится, но тут место красит человека, и опыты с дышлом здесь были бы покушением с совершенно негодными средствами.

Текст: Максим Соколов, колумнист журнала «Эксперт» [2]
Фото из архива