ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ: Рубрика предназначена исключительно для чтения журналистов и тех, кто по непонятным причинам мечтает заняться этим ремеслом. За чтение рубрики иными лицами редакция ответственности не несёт. Редакция может вступать в переписку с читателями. Мнение авторов материалов может совпадать с мнением редакции. Все совпадения являются неслучайными. Подбор материалов для рубрики производится лично Андреем Лучниковым.
Настоящей сенсацией в узких профессиональных кругах стало субботнее заявление известного в Березниках автора авторской программы. Узкие профессиональные круги затрепетали, одни лихорадочно принялись вытаскивать из комодов документы о наличии хоть какого-то образования, другие – испуганно вспоминать, когда же они последний раз тестировались на грамотность, а третьи – покорно собирать вещички и ждать, когда за ними придут. Известный автор авторской программы не мог, видимо, прямо сказать, что именно грозит коллегам, но совершенно понятно стало, что ничего хорошего: будут увольнять, арестовывать, судить, бить, принародно распинать и разгонять дубинками. Так будут поступать по распоряжению Минфина с теми журналистами, которые безграмотные, в рамках ликвидации финансовой безграмотности в России. Как следует из субботнего заявления известного автора авторской программы, ликвидация финансовой безграмотности пойдёт по самому простому и, доказано историей, самому эффективному пути – по пути ликвидации безграмотных. Что называется, нет человека, нет проблемы.
Что примечательно, репрессии коснутся только журналистов. Или причисляющих себя к таковым, репрессивные органы, уверяю, не будут перечитывать лекции нашей Школы для определения, кто журналист, а кто нет, репрессивные органы будут ориентироваться на бумажку. И если в бумажке (удостоверении, ведомости на зарплату, досье в УВД) написано: «журналист», последует расправа. Мирное население при этом сможет спать спокойно и, если пожелает избавиться от безграмотности, мирно пройдёт курсы подготовки или обучения, не опасаясь никаких репрессий.
Бред? Вовсе нет. Так сказал Олег Колпаков в субботнем телеэфире: «будут бороться и с безграмотными журналистами». Борьба С безграмотными журналистами вовсе не означает, как может показаться, обучение, переобучение, подготовку или переподготовку журналистов. Борьба с журналистами означает действия по отношению к журналистам. Действия, нетрудно догадаться, репрессивные или карательные (если кто-то иначе воспринимает слово «борьба», пусть меня поправит). Предполагалось бы иное, Олег Колпаков сказал бы так: «борьба с безграмотностью журналистов». Почувствуйте разницу. Всё равно что запятая в каноническом «казнить нельзя помиловать».
Подобное намерение правительства, собственное, даже где-то понятно – один безграмотный журналист способен наделать бед посильнее рассола в Первом руднике, к тому же никогда не знаешь, где и когда ждать от безграмотного журналиста удара поддых, он же безграмотный, сам не знает, куда бьёт. Но всё-таки жестокость намерения способна поразить самого строгого ценителя русской словесности и журналистики. Мы, ценители, в конце концов, только в сердцах иногда можем после прочтения или прослушивания очередного опуса бросить: «Да взашей гнать такого надо!» или «Убить мало!» или «Руки оборвать!». Да, после ставших уже каноническими Козьмы Прутковского, столицы Непала Камбоджи, «сниму квартиру в районе Нивинок», «продам фолькцваген», благородное негодование рвётся наружу.
Но на самом-то деле мы не настолько кровожадны. Более того, даже далёкому от нашей профессии человеку совершенно понятно, что борьба с безграмотными журналистами окажется просто натуральным геноцидом всего медиа-сообщества – будут истреблены едва ли не девяносто процентов пишущей-говорящей братии (безграмотность снимающих и стоящих за режиссёрским пультом выявить труднее и эти братья по цеху, скорее всего, уцелеют). Предположение, что речь идёт только о финансовой безграмотности, наивно. Поскольку известно: пришла беда – открывай ворота, ящик Пандоры открывается только в одну сторону, правительству дай палец – руку по локоть откусит. Поэтому в преддверии суровых дней и тяжких лишений, мы, березниковское медиа-сообщество должны (должно, должна, должен) объединиться и сказать решительное «НЕТ» надвигающемуся геноциду журналистов. Мы, березниковские журналисты должны дружно заявить: нет, господа хорошие, этот номер у вас не пройдёт! Да, мы готовы учиться. Да, мы будем тренироваться. Но мы не позволим истреблять журналистов только за то, что кого-то не устраивает уровень их грамотности. Других журналистов у нас нет, надо работать с теми, которые есть. Иначе можно и без прессы остаться.
P.S. В мою редакторскую бытность отдельные корреспонденты баловались оправданиями: «Я не то хотел сказать, меня не так поняли». Мой ответ был такой: теперь иди и объясни это каждому из 13 000 читателей. Позднее, уже наблюдая за прессой со стороны, я с удивлением обнаружил, что болезнь усилилась, некоторые ведущие корреспонденты теперь даже позволяют себе заявлять со страниц своих стенгазет: хи-хи, меня не так поняли, я имел в виду это, хотел сказать это, а они поняли так и теперь ругаются, а не надо ругаться, ведь я не то имел сказать. Дурная практика. Дурной подход. Дурная болезнь. Демонстрирующая полный непрофессионализм. Не только безграмотность, но, что самое неприятное, нежелание от этой безграмотности избавляться.
Каждое слово в русском языке имеет своё определённое (иногда, конечно, довольно широкое, но всё-таки определённое) значение. Именно словами человек выражает мысль, и если у человека «нет слов» значит у человека нет мысли, он её, эту мысль не сформулировал. (Это не я придумал, это учёные так говорят). Обывателю это простительно – для коммуникации, для того, чтобы его поняло небольшое количество близких или близстоящих людей, у него есть не только слова. Он может ещё рычать, мекать, махать в воздухе рукой, подмигивать, пританцовывать… В конце концов, его желание, его эмоция, его ощущение (не мысль!!!) станут понятны. Мы, журналисты работаем исключительно со словом (всё остальное – картинки в газете или на ТВ, интонации диктора и пр., всё это только сопровождение, оформление, украшение). И мы обязаны применять слова правильно и грамотно. Чтобы было сразу понятно, что же мы хотели сказать. Именно в этом заключается наше профессиональное умение, наше отличие от слесарей-токарей-библиотекарей… даже от поэтов (этим допустима многозначность и многосмысленность, более того, поэтическая непонятность иной раз и в плюс идёт). Это – главное, решающее наше профессиональное качество.
Если журналист не умеет этого, то никакой он не журналист. Ну хорошо, скажем мягче: плохой он журналист. В конце концов, нет предела совершенству, ошибки, неточности, неправильности случаются не то, что хороших, а и у великих. Но если человек, назвавший себя журналистом, попробует оправдаться «я не то хотел сказать, меня не так поняли» более одного раза (один раз – простительно, по незнанию, бывает), то впору задуматься, правильно ли он выбрал ремесло. Потому как общественная миссия журналиста, наша работа, наш бизнес – быть коммуникатором между тысячами людей. Передавать мысли, распространять мысли. А не то слово и – искажённая мысль. Хреновый коммуникатор получается.
Геноциду-то, конечно, нет, не надо нам геноцида. А вот учиться надо. Без всяких кавычек. Это значит то, что значит.
Текст: Александр Наковальня
Cсылки в статье:
[1] https://www.beriki.ru/spetsialnye-prilozheniya/shkola-luchnikova