Вопрос преференций “традиционным религиям” и запретов для “сект” вновь и вновь всплывает в российском политическом и медиапространстве. Дискуссия, впрочем, почему-то ведется на неизменно низком образовательном уровне.
На слушаниях в Мосгордуме “О противодействии разжиганию религиозной розни и сектантскому движению” замначальника столичного ГУВД Александр Мельников посетовал, что законодательство не определяет понятие “секта” и поэтому бороться с сектами сложно. Милиционер совершенно прав: понятие секты является не правовым, а исключительно религиозным.
В самом общем определении секта — обособленная группа верующих, отошедших от той или иной церкви или общины. Например, быстрое распространение протестантства было обусловлено в том числе появлением множества протестантских сект. Наверное, с сектой может бороться материнская религиозная организация, но уж никак не милиция. Правоохранительные органы должны бороться с нарушениями закона. Вот, например, в прошлом году был арестован прокуратурой по обвинению в мошенничестве Григорий Грабовой, который брал деньги “под заведомо невыполнимые обещания о воскрешении умерших людей” (правда, до этого на протяжении многих лет Грабовой процветал).
В законе “О свободе совести и религиозных объединениях” ничего не говорится о сектах. Так же как и о “традиционных” религиях. Лишь в преамбуле к закону (не имеющей юридической силы) подчеркивается особая роль в истории и культуре страны “традиционных” религий, к которым отнесены христианство (особенно выделено православие), ислам, иудаизм и буддизм.
Попытки законодательно определить то и другое понятие предпринимаются время от времени. В 2002 г. депутат Госдумы Александр Чуев предлагал принять закон о традиционных религиозных организациях. Чуев предлагал относить конфессию к “традиционным” по количеству последователей, времени существования и “признанию того, что данная религиозная организация является неотъемлемой частью духовного, исторического и культурного наследия народов России”. Сложно назвать эти критерии объективными.
Как бы то ни было, пока законодательных изменений нет. Но термины вошли в активный оборот. О поддержке “традиционных” конфессий часто говорят политики. О вреде “сект”, “тоталитарных сект”, “деструктивных сект” часто сообщают СМИ. Граждане реагируют соответствующим образом: по данным декабрьского опроса ВЦИОМ, последователи православия считают его врагами прежде всего сектантов (26%), в меньшей мере — оккультистов, последователей магии, астрологов (9%), представителей не христианских религий (5%), других ветвей христианства (2%) или атеистов (4%). Четверть опрошенных (24%) никого не называют в качестве врагов православия. Надо отметить, что к православным себя относят 63% опрошенных, 6% — к мусульманам, по 1% — к буддистам, католикам, протестантам или иудеям, 12% верят в Бога, но никакой религии не исповедуют, 16% — неверующие.
Гнев по поводу сектантов гораздо популярнее регулярного соблюдения обрядов, в котором признались лишь 11% опрошенных.
На Западе в ходу другой термин: новые религиозные движения (НРД). Он не имеет какой-либо эмоциональной окраски. Безусловно, случаи обмана и мошенничества, психологического и физического давления имеют место в новых культах — эти случаи вполне укладываются в соответствующие статьи уголовного кодекса, и задача правоохранительных органов это доказать. Точно так же как экономические преступления и преступления против личности случаются в “традиционных” религиях.
Лоббируя ограничения для НРД, “традиционные” религии как бы призывают не изобретать велосипед: дескать, все изобретено тысячи лет назад, технологии широко известны, отработаны, хорошо зарекомендовали себя. Может быть, это и так, но монополии (или, правильнее будет сказать, картельного соглашения) на истину быть не может. И уж во всяком случае, не государству это решать.
Текст: Александр Малютин
Фото из архива
Постоянный адрес статьи [2]