Вместо школ – органы образования

Текст: Наталья Иванова-Гладильщикова

О переходе московских школ на пятидневку, нехватке профессиональных педагогов и переизбытке «эффективных менеджеров» от образования, а в итоге — о проблемах родителей, которые хотят научить своих детей чему-то помимо сдачи тестов ЕГЭ, накануне нового учебного года рассказал замдиректора школы №218, заслуженный учитель России Александр Блинков.

– В 90-х школам предоставили возможность быть разными, появились гимназии и лицеи с профильными классами, школы с разными системами обучения и воспитания – Монтессори, Вальдорфские… Сегодня чиновники вдруг решили, что все школы должны быть одинаковыми. В Москве идет процесс слияния нескольких школ (бывает, что разных типов) и детских садов в единый организм. Как вы к этому относитесь?
– Школа вряд ли станет лучше, если в нее вольются еще четыре-пять учебных заведений и в ней столпится пять тысяч народу. Я недавно общался с директором такой школы: она говорит, что после объединения у нее ни на что не остается времени. Успевает только принимать с жалобами родителей из тех семи школ, которые присоединили к ее учебному заведению. А еще сейчас под лозунгом доступности легко могут объединить детский сад, школу для детей с девиантным поведением и гимназию для одаренных. Это как?

– Ну, может, хоть отчетности меньше станет.
– Если бы. Количество чиновников выросло в разы, они должны отрабатывать свой хлеб.

Раздражает даже не количество отчетов, а то, что из разных инстанций спрашивают об одном и том же. При этом форма отчета должна быть разной.

Плюс язык этих документов такой специфический (он точно не русский), что я не понимаю, чего они от нас хотят. Боюсь, они и сами не всегда понимают, что пишут. При этом, когда у нас с директором школы возникает какой-то вопрос, мы зачастую не понимаем, кому его можно задать. Нет нормальной структуры управления, очень мало компетентных людей. Одни «эффективные менеджеры» кругом, им все равно, чем руководить, образованием или баней.

– В этом году мы получили сравнительно честные результаты ЕГЭ. И тут же пришлось понижать планку для тройки. Иначе 40% выпускников не стали бы обладателями аттестатов. О чем это говорит?
– Одной из причин является катастрофа с учительством. Во-первых, разгромили часть педагогических вузов, в том числе множество провинциальных. Они, дескать, неэффективные. Но каковы критерии оценки? Например, вузы сравнивают по числу иностранцев, которые получили в нем диплом, или по количеству квадратных метров на одного студента. Последнее зависит только от учредителя вуза, но о его качестве не говорит ничего. А что касается иностранцев, то они обычно не учатся в педвузах. В итоге учителей не хватает, и перспективы нерадостные.

– Как вы относитесь к решению, что все столичные школы, независимо от того, обычные они или углубленные, должны с этого года перейти на пятидневку?
– Плохо отношусь.

Формально это должно делаться по решению управляющего совета школы. Но школе говорят: мы вам настоятельно советуем переходить на пятидневку.

Пятидневка предполагает эффективный учебный план. Это в старших классах – 31 час в неделю. Сейчас, по шестидневному плану, 37 часов. Решение перейти на пятидневку сопровождалось криками про перегрузку детей. Но в итоге перегрузка станет чудовищной. Боюсь, такое решение является лишь очередной завуалированной формой сокращения учителей. Понятно, что, если сократить учебные планы, педагогов понадобится меньше.

– Сокращение учителей и педвузов оправдывают демографией – детей стало меньше. Но ведь за спадом рождаемости следует подъем, и скоро детей станет гораздо больше. Учителей для них хватит?
– Если заглянуть в обычную массовую школу, то молодежи в ней очень мало. В московских школах лучше, в провинции совсем беда.

– Сегодня многие родители чуть ли не с начальной школы нанимают репетиторов. Это оправданно?
– Боюсь, что часто да. Ввели ЕГЭ, ГИА.

Если директор не очень компетентен и ему важны лишь формальные показатели, то где-то с третьего класса детей начинают лишь натаскивать на определенного рода тесты. А если вместо обучения натаскивать – итог всем понятен.

Такая форма «образования» не интересна ни детям, ни самим учителям. Ведь профессия учителя – творческая, просто пересказывать учебник или натаскивать на тесты – скучно. Будучи учителем, я не только преподавал, но и занимался театром, который люблю, водил ребят в походы. То есть помимо обучения математике, что мне, безусловно, нравилось, занимался массой других вещей.

– Кто вам мешает сейчас этим заниматься?
– Принципиально – никто. Но сегодня для того, чтобы просто вывести школьников на улицу, нужно заполнить бесконечное количество бумажек… Что уж тут говорить о походах!

– Можно предположить, все это делается ради безопасности?
– Безопасность ведь определяется не количеством бумажек. Скорее это ради того, чтобы в случае чего было с кого спросить. У нас, если происходит пожар, никто не задумывается над тем, почему это произошло, а идет пожарная инспекция по всем школам и проверяет документацию: есть ли у них план эвакуации …

– Ваше учебное заведение во многом опирается на модель финской школы, которая, как известно, признана лучшей в Европе. В чем ее плюсы?
– В Финляндии реализуется система индивидуальных учебных планов. У нас директор когда-то, еще в 90-е годы, съездил в эту страну, увидел это и захотел сделать примерно так же. Что это такое?

В нашей школе начиная с восьмого класса у каждого ребенка – свой набор предметов, часть из которых он изучает на базовом уровне, а часть – на повышенном.

Можно все изучать на базовом (у нас же обычная школа), но бывают и противоположные случаи. У меня был ученик, у которого на повышенном уровне были математика, физика, химия и биология. У кого-то – математика, физика и литература для души.

– Вы полностью копируете финскую модель или есть отличия?
– Отличия есть. У финнов ребенок сам имеет право выбрать углубленный курс. И если он не сдал по нему экзамен, то может курс повторить. У них ведь финансирование образования другое. И если, например, даже один ребенок выбрал для изучения японский язык, ему тут же берут преподавателя японского. У нас нет такой возможности. Поэтому ребенок должен пройти собеседование и показать, что готов к углубленному изучению того или иного предмета.

– Как вам все это разрешают?
– Пока что разрешают. Мы начинали это в 2000 году, будучи городской экспериментальной площадкой. Пока на нас не посягают, но, если все школы переведут на пятидневку, мы работать не сможем.

Я не понимаю, почему все время нужно оправдываться в том, что мы хотим детей учить хорошо?

– Вам достаточно, чтобы вашу школу просто не трогали?
– Ну да. Мы не претендуем на какие-то гигантские деньги. Ведь за счет чего в начале 90-х поднялось образование? Нам тогда честно сказали: денег не даем, но делайте то, что считаете нужным. И множество школ на этом поднялись! И мы, и «Интеллектуал», и многие, ставшие настоящими, а не по названию гимназиями и лицеями. Сейчас вот обещана поддержка математического образования. Директор Центра педагогического мастерства Иван Ященко добился, что, если школа выдала хорошие результаты по математике, она получит дополнительное финансирование. Это безусловный плюс. Для школы любые деньги – это хорошо.

– А что для школы сегодня плохо?
– Нехватка профессионалов. Если раньше почти в любой школе можно было найти двух-трех приличных педагогов, то сейчас – почти невозможно.

На проверку второго этапа Всероссийской олимпиады по математике в нашем округе приходит примерно 100 учителей. Если говорить честно, то эту работу я бы доверил примерно пятерым из них.

Вот яркий пример идиотизма: недавно мы взяли в школу физика, кандидата наук. Но не можем дать ему высокий разряд: он раньше почти не работал в школе. Теперь человек с университетским образованием обязан либо окончить педагогический факультет МГУ, либо получить квалификацию учителя на курсах. В итоге наш учитель физики будет оплачиваться по низшему разряду. И такого – много.

Никого не волнует качество образования. Я не был в восторге от проверок советского времени, но тогда проверяющих хоть как-то волновало качество. Сейчас – нет. Ликвидирован даже институт методистов.

Учителю практически некуда ткнуться за помощью. В итоге – страшно упал общий уровень преподавания. Типичная ситуация: приходит ребенок, который хочет учиться в нашей школе. Видим, что неглупый. Но ничего не знает.

– И вы его не берете?
– Смотря в какой класс. Если в пятый, можем и взять. А если в десятый – едва ли. Невозможно в десятом классе учить с нуля.

Сейчас профильные математические школы начинают набирать к себе детей как можно раньше: например, лицей «Вторая школа» – с шестого класса, школа №2007 – вообще с пятого.

Но здесь тоже есть проблема: когда восьмиклассник меняет школу, то это во многом желание самого ребенка, а когда пятиклассник – то это мотивация родителей. Ребенок в этом возрасте редко понимает, чего он хочет. Именно этим хорош индивидуальный учебный план: можно отказаться от одного направления и перейти на другое.

– Это оптимальная система. Часто человек и в 15 лет не успевает определиться.
– Я тоже так считаю. Такая система дает возможность пробовать и выбирать. У нас в этом году был интересный случай. Мальчик изначально выбрал углубленную математику. Но в середине десятого класса вдруг увлекся общественными науками. И за год с небольшим самостоятельных занятий – у нас хорошее преподавание, но профильных групп по этим предметам в его параллели нет – стал победителем Всероссийской олимпиады по обществознанию и призером по истории! Я это отношу за счет хорошей математической базы.

– Есть ли аналоги вашей школе?
– В Москве было 10–12 школ, которые начинали работать с индивидуальными планами еще в рамках экспериментальных площадок. В скольких из них это сохранилось, не знаю, вот в «Интеллектуале» – похожая система работы. Сейчас школы стараются хотя бы удержать то, что было достигнуто. Ведь у человека должен быть реальный выбор.