Березники – город детства моего

Текст: Галина Маринова

Мы начинаем публикацию цикла воспоминаний березниковских старожилов об их детстве в нашем городе. Их память сохранила яркие образы города, живших в нём людей, того советского времени. Надеемся, истории из детства будут интересны не только людям старшего возраста, но и молодым березниковцам. Если же вы сами хотите опубликовать свои детские воспоминания о Березниках, у вас есть редкие фотографии, а может быть, сохранились дневники и письма из прошлого, мы будем благодарны, если вы позвоните, напишете или придёте в редакцию газеты «Березниковская неделя».

МЫ ИГРАЛИ В КИНО
В 60-х годах прошлого века телевизоров у большинства семей не было. Поэтому все от мала до велика ходили в кинотеатры. В нашем городе тогда был только один кинотеатр «Авангард». Но в каждом из трёх Дворцов культуры: имени Ленина, калийщиков, энергетиков – были небольшие кинозалы. В них показывали детские фильмы или повторяли кинофильмы, прошедшие на «большом экране».

В кинотеатр «Авангард» народ валил валом. На премьерные показы невозможно было купить билеты. В кассах кинотеатра установили турникеты. Народ лез через них к кассам, ломая всё на своём пути. Иногда хвост очереди за билетами в кассу стоял на улице. Билеты приходилось покупать заранее, как на поезд. Часто перед сеансами спрашивали на улице «лишний билетик» те, кто не смог купить билет, а фильм посмотреть очень хотелось.

Школьники сбегали с уроков, чтобы сходить в кино. Юноши назначали свидания возле кинотеатра и вели девушек в кино. Интересные фильмы потом обсуждались дома, на работе, в школе, транспорте, магазине, на улице. Вывешивались анонсы, подогревая зрительский интерес. В газетах печатали краткое содержание фильмов.

Кино было самым доступным видом развлечения. Детский билет стоил 10 копеек, взрослый 30-50 копеек. Киногерои воспитывали, им подражали, о них мечтали, дети играли в них. Фотокарточки известных артистов продавались в каждом газетном киоске. Многие коллекционировали их. Моими любимыми актёрами тогда были Тамара Макарова и Вячеслав Тихонов.

А песни! К каждому фильму писали самые замечательные песни на стихи известных поэтов лучшие композиторы того времени. Эти песни потом звучали по радио, их пела вся страна, и до сих пор они не потеряли своей прелести.

В те годы шло много героических военных фильмов. Сидишь, бывало, в кинозале (в особо страшных местах мы с подругой держались за руки), переживаешь за героев, и вдруг на помощь скачет конница с развевающимися знамёнами (или идут танки со звёздами) – и весь зал в едином порыве выдыхает: «Наши!!! Наши пошли в атаку на проклятого врага! Наши побеждают!» Никогда не забуду чувства единения с людьми, сидящими рядом. А мальчишки на первом ряду от восторга кидали вверх шапки. Люди выходили из зала с заплаканными глазами, но со счастливыми улыбками на лицах. Фильмы волновали, радовали, огорчали. Приходилось переживать множество историй, жизненных ситуаций вместе с героями фильмов. В кинозале не одна сотня людей в едином порыве то напряжённо замирала, то неистово хохотала, то плакала. Это ощущение восторга и единства не сравнить с нынешним просмотром телефильмов дома.

А перед сеансом в кинотеатре «Авангард» приятно было купить мороженое в буфете или выпить чай с пирожным, поглазеть на афиши и портреты актёров в фойе, или на маленьком экране посмотреть киножурнал, мультфильм. А раньше, я слышала, в фойе даже играл оркестр и было сольное пение, но я не застала то золотое время. Спиртных напитков не продавали, и в зал с едой и мороженым не пускали. Люди культурно отдыхали.

Понравившиеся фильмы смотрели несколько раз. Так, французский кинофильм «Три мушкетёра» – прекрасный, цветной, широкоэкранный, мы смотрели всем классом раз пять, а то и больше. Восторгались, заучивали наизусть реплики актёров, любовались костюмами. Как изменились вкусы поколения! До нас восторгались кинофильмом «Чапаев», а нам хотелось красивой сказки. А потом девочки нашего класса распределили роли и стали играть в мушкетёров. Мне отвели роль королевы Анны Австрийской, Таня Андреева была Д,Артаньяном, Галя Мацур – королём Людовиком XIII, Валя Лобанова – Атосом, Люда Кузнецова – Арамисом, Таня Кухтина – Портосом. Мальчишки были гвардейцами кардинала, т.е. нашими врагами. На переменах и после уроков мы разыгрывали разные сценки, писали записки в галантном и витиеватом стиле.

А на Новый 1965 год сшили себе костюмы для маскарада согласно своим ролям. Все мушкетёры были в чёрных трико, свитерах с белыми жабо и манжетами, даже шпаги были. Мой костюм был самый сложный. Кринолин мне сделал папа из проволоки. Юбку я смастерила из плюшевой скатерти и накрахмаленных тюлевых занавесок. Правда, короны на голове у меня не было, но все мамины украшения, кроме золотых, я нацепила на себя. Кринолин получился очень объёмный. Я даже в дверной проём не могла пройти, приходилось наклонять этот «абажур». В этом костюме я была не только на школьном балу, но и во Дворце культуры энергетиков, где получила первый приз.

ХОДИ ВЕСЕЛЕЙ, КОСТРОМА!
По выходным мы ходили на городской рынок. Тогда он представлял жалкое зрелище и располагался в районе нынешнего Базарного переулка. Это был грязный и пыльный пустырь, огороженный кое-где покосившимся забором. Никакого асфальта не было ни на рынке, ни вокруг, ни по дороге к нему. Один только песок, летом растоптанный сотнями ног в серую пыль. Мы с мамой по дороге к рынку без конца вытряхивали этот противный песок из босоножек.

Рынок был обустроен деревянными крытыми длинными прилавками и разного рода киосками. Продавали всё: от красных, жёлтых, зелёных петушков на палочке из жжёного сахара до плетёных круглых ковриков из цветных верёвок и половиков из тряпок. Продавали грубо раскрашенных кошек – копилки с щелью в голове, куда надо было засовывать монетки; плюшевые коврики с лебедями или русалками; деревянные корыта для рубки капусты; сечки, скалки, прялки, сита и корзины, туеса и лукошки; живых кур и поросят в мешках, которые отчаянно визжали и барахтались. Здесь впервые я увидела белых кур. На своей родине в г. Кизел, откуда мы приехали, куры были только тёмного цвета, должно быть, от сажи кочегарок, которые были в каждом дворе.

Возле забора небритый дядька с деревянной ногой играл на гармошке: «А ну-ка, дай жизни, Калуга, ходи веселей, Кострома!». Люди клали ему мелочь или бумажные рубли в лежащую на земле шапку. Были люди и пострашнее – человек без обеих ног сидел на самодельной тележке с подшипниками вместо колёс. Отталкиваясь от земли чем-то вроде сапожных щёток с ручками, только без щетины, он передвигался на своей тележке. Мне всегда становилось страшно смотреть на половину человека, и я пряталась за маму.

Мы покупали на рынке зелёный лук, укроп, щавель, редис. Маленькие пучочки были перевязаны нитками, каждый пучок стоил 10 копеек. Потом, когда я подросла, уже самостоятельно ходила на рынок и очень гордилась, что мне доверяют такое важное дело, как покупку овощей и зелени для окрошки, салата или моего любимого супа со щавелем.

В КЛУБАХ ПАРА ГОРОДСКОЙ БАНИ
В городе была всего одна баня по улице Деменева. В нашу квартиру на пятом этаже горячая вода поступала редко, и мы всей семьёй вынуждены были ходить в баню. А там в женском отделении стояли огромные очереди часа на дватри. Папа уже давно помоется и ждёт нас в буфете, а мы с мамой ещё никак не можем попасть в моечное отделение, всё ещё стоим в душной, медленно-медленно продвигающейся очереди. Это было очень утомительно. Я до сих пор не люблю баню. Наверное, детские воспоминания оставили во мне неизгладимый след.

Но вот, наконец, мы входим в огромный полутёмный зал, плавающий в клубах пара, перегороженный деревянными скамейками с высокими спинками. Скользкий, слегка наклонный пол с потоками грязной, пенящейся мыльной воды. Очереди к кранам с горячей и холодной водой. Очередь к душу. Оцинкованные тазики с ручками, к которым надо было привязать алюминиевую, с отвратительно мокрой верёвочкой бирку от шкафчика с одеждой. Была ещё парилка (парное отделение), куда я могла зайти только на полминутки. Там клубился пар, как в преисподней, а под потолком женщины хлестали себя берёзовыми вениками. Потом они выходили из парной, как пышущее жаром тесто, красные, как раки.

Мама была врачом, поэтому в баню мы часто брали свой тазик, чтобы не пользоваться оцинкованными тазами, в которых до нас мылись сотни людей. Если же своего таза не брали, то мама долго-долго ополаскивала тазик крутым кипятком, потом ошпаривала осклизкую скамейку, мы стелили на неё взятую из дому клеёнку, и наконец-то можно было сесть и намылить голову. У меня были длинные волосы, пока мама их мыла, а было очень душно, жарко, мне становилось плохо. Маме приходилось выводить меня в предбанник, чтобы я отдышалась. Я не переносила духоты и водяных испарений. Когда же научилась мыться самостоятельно, мылась только под душем (благо, что он был возле окна, там было прохладнее и свежее). Нет, я решительно не любила и не люблю общие бани.

Примирял меня с баней тогда только буфет. В него мы обязательно заходили, там нас ждал папа. Он покупал мне газированную воду с сиропом, иногда «гребешок» или пончик. Я с интересом наблюдала за тёткой-буфетчицей в грязном фартуке на толстом животе и в кружевном сооружении на голове. Она наливала вишнёвый сироп из стеклянного цилиндра с чёрточками-делениями в мой стакан – ровно на одну чёрточку убывал сироп из цилиндра, а потом с шумом пенилась бесцветная газировка. Пустой стакан она ополаскивала фонтанчиком воды, бившим прямо из прилавка, как мне тогда казалось. Подкрепившись после всех перенесённых мучений, чистая и счастливая, я шла домой, держась за руки папы и мамы.