Текст: Роман Коротаев
В 1985 году, в октябре, в отдел кадров Березниковского управления внутренних дел пришел молодой человек. Он не был так уж уверен, что хочет работать в милиции. Пришел просто получить информацию. Но случилось так, что получать информацию стало его профессией, а день эксперта-криминалиста стал его профессиональным праздником. Теперь, наверное, на всю жизнь.
Алексей Бородин оставил службу в 2010-м. Ушел с почетом на заслуженный отдых в звании подполковника. Но спокойной жизни не получилось. Новое место работы — единая диспетчерская служба — горячая точка города. Особенно в Березниках. Начальник здесь — все равно, что комбат на передовой. Тем не менее, Алексей Бориславович нашел полчаса, чтобы рассказать нам о прежней работе.
— Как случилось, что вы стали криминалистом? На сторонний взгляд — это довольно-таки специфичная область.
— Мое первое образование — политех. Получил специальность «инженер-электрик». После института поступил на работу в «Уралкалий», в электроцех БКРУ-2. Проработал там какое-то время. Как-то был в одной дружеской компании, и знакомый предложил пойти работать в милицию. Для меня это было любопытное предложение, хотя и немного странное. Никогда себя в роли милиционера не представлял. Пообещал прийти, узнать все поподробнее. А я, если что пообещал, то слово всегда держу.
Пришел в отдел кадров милиции, объясняю, что вот, мол, я по рекомендации такого-то. В этот момент в отделе кадров находилась Вера Георгиевна Вяткина, начальник экспертно-технического отдела. Она спрашивает: «Вы в какую службу устраиваться пришли?» Я говорю: «Да пока ни в какую. Просто из любопытства пришел, узнать хочу, что предложат». Ну, тут она меня в оборот и взяла. Пойдемте, говорит, наверх, там у нас экспертно-криминалистическая служба, у нас оборудование новое. Я и пошел — интересно же!
Поднялись на 3-й этаж. Она подвела меня к Евгению Жданову, который впоследствии стал моим наставником и, вообще, много чему меня научил. Обговорили с ним «как», да «что», он мне про работу эту рассказал. Заинтересовал, в общем. Сам до конца не понимаю почему, но я согласился. И так 25 лет проработал. Дослужился до звания подполковника и должности заместителя начальника отдела ГУВД.
— 25 лет — большой срок. Как менялась за это время экспертно-криминалистическая служба? Изменились ли подходы, методы работы?
— Принципиальных каких-то изменений за это время не произошло. Очень хорошо было, когда «Уралкалий» нашей службе помог. В то время, когда это произошло, начальником милиции был Брагин Юрий Федорович. Он в составе комиссии «Уралкалия» поехал в Америку. Мы знали, что начальник будет встречаться с тамошними полицейскими, и попросили привезти что-нибудь новенькое для работы. Расходные материалы какие-нибудь современные, технологии новые. «Уралкалий» выделил под это валютные средства. В общем, наш заказ выполнили.
Юрий Федорович привез нам новое оборудование. В частности, экспертно-криминалистические чемоданы, каких тогда еще в России не было. Дактилоскопические пленки привез. Разные: белые, черные, прозрачные. Дактилоскопические порошки современные. Химическую установку, которая может выявлять давние следы на предметах. В общем, много нового привез.
— Есть мнение, что если человек где-то побывал, то он обязательно оставляет в этом месте следы. И как бы он ни был предусмотрителен, как бы ни старался уничтожить их за собой, следы все равно останутся. Действительно ли это так?
— Это так. Доказано практикой. Даже если человек сотрет все отпечатки пальцев, даже если на ноги бахилы наденет, все равно что-то останется. Волосы, частички кожи. Да хотя бы запах.
Мы даже как-то хотели одного эксперта научить проводить экспертизы по запаховым следам. Не от хорошей жизни, конечно. С деньгами было тяжело, материалов для работы толком не было. Но не сложилось с этой задумкой.
— Вообще, какого уровня исследования могут проводиться в Березниках, а что приходится отправлять в Пермь?
— Большинство экспертиз проводится в Березниках. Но специальные исследования, фоно-скопические или запаховые, например, в компетенции краевого центра. Там же экспертиза ДНК проводится и все биологические исследования (когда выделения человека исследуются). Для таких исследований нужно специальное дорогостоящее оборудование.
— Работа эксперта-криминалиста весьма специфичный труд. С некоторыми его аспектами никому не пожелаешь столкнуться. Приходится работать и с полуразложившимися трупами, и в окружении луж разного рода человеческих выделений. Как со всем этим справлялись? Что самое тяжелое было?
— Работать я начинал в отделе милиции Советского райисполкома (на Мира, 84а). Начальником тамошней «уголовки» в то время был Логинов Сергей Николаевич. В качестве одного из первых заданий он отправил меня на вскрытие трупа. Напутствовал так: «Алексей, привыкай! Понимаю, что неприятно, но относиться надо к этому так: труп — это объект работы, а не человек, который умер». К трупам привыкаешь. Но невозможно привыкнуть к тому отношению, которое иной раз проявляют сограждане к своим близким.
Помню, как-то выезжали мы «на труп». На проспекте Ленина это было. Разбился трехлетний ребенок. Выпал из окна, пока родители на кухне употребляли.
Слышу, как прокурорские опрашивают родителей.
— Как же у вас ребенок-то без присмотра?
— Да он всегда так бегал и все нормально было.
— Так он же упал, убился!
— Ну что ж теперь поделать! Вот к этому привыкнуть невозможно.
Или вот еще. Когда преступление раскрыто, доказательную базу надо закрепить. Преступника везут на место преступления, и он должен показать, как все было. Поражает, как спокойно люди в подробностях рассказывают об убийстве, о насилии.
Конечно, происходит определенное эмоциональное выгорание, которое, бывает, и алкоголем глушат. Но от алкоголя, на самом деле, только хуже становится.
— На последние годы вашей работы пришлась реформа МВД. Я знаю, что вы были не согласны с некоторыми ее аспектами. И это несогласие стало одной из причин, которые повлияли на ваше решение оставить службу...
— Да, были моменты, с которыми я не мог согласиться. Когда нам на одном из совещаний в Перми рассказывали об этой реформе, я предложил называть вещи своими именами. Сказал: «Так и называйте эту реформу — оптимизация численности, сокращение. Скажите, что надо повысить зарплату людям, но денег нет». Естественно, что стали в первую очередь сокращать женщин, пенсионеров, тех, за кем дисциплинарные грешки водились.
Вот с таким лобовым подходом к сокращению численности я согласиться не мог. Так и говорил: «Ну, поувольняете вы пенсионеров. А работать-то кто будет? Кто будет молодежь натаскивать? Это же бесследно не пройдет!» Но в милиции, как и в армии, приказы не обсуждаются.
— Раз уж зашла речь о молодежи. Она другая стала? Какая молодежь сейчас приходит на смену ветеранам службы?
— Когда, например, я пришел работать в милицию, то меня, первым делом, интересовали вопросы: «Какая у меня будет работа, какие обязанности». Молодое поколение сейчас приходит с другими вопросами: «Какой рабочий день? Какая зарплата?» То есть это, конечно, правильные вопросы, закономерные... Просто раньше приоритеты другие были, не на первом месте эти вопросы стояли.
ИЗ ИСТОРИИ РОССИЙСКОЙ КРИМИНАЛИСТИКИ
Cсылки в статье:
[1] https://www.beriki.ru/sotsium
[2] http://bervecher.livejournal.com/542.html