Позор в законе

Текст: Наталия Осс

Выборы надо просто взять и отменить. Как понедельники. Наверняка найдется и законодательное, конституционное обоснование. И всем сразу станет легче. Такая гора с плеч.

Эта исцеляющая мысль пришла ко мне, когда я читала дискуссию в Facebook: идти, не идти, а если идти, то что делать? Нарисовать на бюллетене комбинацию из букв, не обязательно даже трех, унести его с собой как сувенир или наставить крестиков в каждом пустом квадратике? Читала, читала и вдруг вспомнила, какими были выборы, когда я, мои друзья и родственники туда еще ходили. Приходишь на избирательный участок, ощущая гражданскую силу своего крестика и даже волнуясь немного — не ошибиться бы с этим крестом. А потом смотришь по телевизору подсчет голосов со страстью, как какой-нибудь футбольный матч: ну как там наши, сколько? И Владивосток, Хабаровск, Екатеринбург, Москва, Калининград рапортуют — ваши набрали столько. Такой вот азартной была гражданская жизнь, намного азартнее, чем личная.

Еще пару недель назад казалось, что сейчас опять будет интересно. Мои друзья рапортовали из Москвы, Екатеринбурга, даже из Европы и Турции — на этот раз мы пойдем на выборы, нам есть за кого голосовать. Избирательная комиссия вовремя смекнула, что азартность на выборах может изменить кадровый состав самой комиссии, и официально заявила: «Наши принципы работы с политическим пространством останутся прежними». В переводе с языка административных умолчаний это означает, что на выборы ходить не надо. Их не будет. Спасибо комиссии за откровенность. Мне тоже не хотелось бы рисовать на бюллетене гадкую картинку типа «Поросенок Петр отбывает из страны больших возможностей России». Это было бы кощунственно по отношению к самой идее выборов. Это как после смерти возлюбленной выбрать придорожную шлюху погаже и избить ее побольнее, чтобы отомстить и себе, и всем женщинам за невозможность любви.

Нет выборов — и не надо. Жили без них в Советском Союзе, и даже не умер никто. Конкретно от этого — никто. В брежневские времена на избирательных участках, наоборот, продавали вкусные пирожные и колбасу. И всем все было понятно. Михаил Горбачев проводит прямую аналогию с эпохой позднего брежневизма.

Единственное, что огорчает сейчас в нашей поствыборной цивилизации, — не все и не всем еще понятно. То есть гражданам понятно, а власти почему-то стесняются назвать вещи своими именами. Неясность правил и непубличность прайсов — вот что погубит Россию. А вовсе не монархия, постлиберальный тоталитаризм или как там эта штука называется.

Хотите монархию — так и скажите. Пожизненно? Почему бы нет. В конце концов, и такие государства живут на свете. И иногда не хуже других. Есть сомнения в эффективности этого способа правления в современном мире, где прибавочную стоимость создает талант и личность, но до эффективности ли нам сейчас. Может быть, смысл существования России в том, чтобы обеспечить остальному миру переход к новой модели экономики, оставаясь стабильным сырьевым придатком. А для этого нужна монархия или брежневско-абсурдисткий режим — одновременно пугающий и карикатурный. Потом историки напишут, что Россия опять спасла Европу, как много веков назад, когда приняла на себя ордынский удар. Слабый ум современника не может прозреть Божьего промысла. То, что сейчас нам кажется ужасным и трагическим, послужит общей пользе и процветанию. Быть может, даже процветанию России или какого-то другого государства, которое будет через 100 лет на нашей нынешней территории.

Для граждан, не озабоченных ходом истории, гораздо важнее их каждодневный быт и всякие личные необходимости. Монархия — ок. Давайте жестко пропишем и другие условия. Дорог не будет. Это уже понятно, ок. Будут только платные. Дайте общий план — где, когда и за сколько пройдет дорога. Чтобы люди хотя бы не строились там. Снимите социальное напряжение на 100 лет вперед. Расчертите страну на зоны — вот здесь государевы леса, поля, реки, горы, моря, города, здесь мы будем делать все что хотим. Остальные неудобья, болота, овраги и свалки радиоактивных отходов — вам, граждане. И мы, граждане, осушим болота и освоим радиоактивные свалки. Только дайте нам последнюю, окончательную бумагу, такую бумагу, которую просил профессор Преображенский у диктатора: чтобы эта бумага закрепила наше право на свалку лет на сто. Чтобы не шныряли потом уплотнители-комиссары и не строили на наших территориях взлетные полосы, Олимпиаду и какую-нибудь новую Москву.

Про деньги. Да, приятно было бы жить в фундаменталистской стране типа Эмиратов, где нефтяные богатства распределены между всеми гражданами. И разъезжать на «Мазерати», поплевывая на туристов и нищих гастарбайтеров. Если бы нефтяная рента справедливо делилась между всеми гражданами РФ, то никто бы не пикнул про монархию. Но то ли монархисты слишком жадные, то ли граждан слишком много: если разделить нефть на всех страждущих, ее хватит только на цветной телевизор, никак не на «Мазерати».

Но даже из этой электорально патовой ситуации есть выход. Просто надо прописать правила. Объявить, что топ-менеджерские должности в сырьевых корпорациях передаются по наследству. А вот на менеджера среднего звена можно записывать с малолетства, как записывали дворянских детей в гвардейский полк. Аристократии у нас нет, так давайте введем имущественный ценз — скажем, 20 тысяч долларов за ребенка. Или 100 тысяч. Тут ведь главное — ясность, а не справедливость. В сословном устройстве справедливости нет, но есть хотя бы прозрачность правил.

Кстати, пропишите законодательно и курс доллара — 250 рублей за $1, как предлагал по телевизору Артем Тарасов, 40, 70 или 6 рублей — не важно. Главное — зафиксироваться. Потому что волатильность в сочетании с монархизмом вызывает большую нервозность. Нам же обещали стабильность в обмен на права. Прав нет, где доллар по 20 рублей?

Вера. Зачем вести бессмысленные дискуссии о том, морально ли, правильно ли РПЦ функционировать в качестве придатка государства? Всем все давно понятно. Давайте просто обозначим, что по воскресеньям гражданин должен посещать храм. Как когда-то гражданин был обязан посещать партийное или профсоюзное собрание. В былые брежневские времена лояльность гражданина обменивалась на социальные гарантии. Почему бы творчески не использовать этот опыт, прописав, скажем, что всякий усердный прихожанин имеет право на приоритетное получение работы и повышенную зарплату? Прихожанин же двух церквей — титульной и единороссовской — идет дальше и обретает место в чиновничьей системе. По факту так и происходит, так почему бы не внести окончательную ясность.

Следует разработать и утвердить не только идеологические прайсы, но чисто бытовые. И перестать называть это коррупцией. В Москве устроить ребенка в детский сад стоит от 200 тысяч рублей, в школу — еще дороже. В институтах есть хотя бы платные отделения, то есть прайсы действуют, а с этим миром детства сплошные умолчания. Так давайте сделаем их легальными. И пусть будущие молодожены копят на будущего ребенка. Пусть начинают подрабатывать еще в школе, задолго до совершеннолетия, понимая, что деторождение обойдется в несколько миллионов рублей. Так же и с бизнесом, с судами, с пожарными, с санинспекцией, БТИ — гораздо лучше честно прописать, сколько и кому надо заплатить за бумажки, разрешения, свидетельства, приговоры.

Когда граждане наконец подсчитают, во сколько им реально обходится отсутствие эффективного государства, они... А что они? Тогда они подсчитают цену отъезда и сравнят ее с ценой борьбы за свое даже уже не гражданское, а просто физическое право оставаться человеком. Кстати, не факт, что четко прописанный прайс на жизнь в России будет выше, чем цена эмиграции.

И все будет хорошо. Еще лет двадцать. Или двенадцать.

Только надо все честно сказать гражданам. И побольше цинизма — людям это нравится. Людей это пугает. Брежневскую систему погубило двоемыслие, плохо замаскированное бессилие, старческое ханжество властей. Сейчас Россию спасет только непристойность. Пора легализовать все неприличия, придать национальному позору статус закона. Новой Думе будет чем заняться.