Принуждение к взаимной вежливости

Текст: Георгий Бовт

Я считаю, что россияне вправе защищать себя с оружием в руках. В странах, где власти легализуют короткоствольное оружие, через полгода начинает снижаться уровень насильственной преступности». Это не колумнист сказал. Эти слова принадлежат министру юстиции Российской Федерации, коим был тогда (в 2002 году) Юрий Чайка. Ныне он пребывает в другой «силовой» должности, но правота его утверждения с тех пор не поблекла.

Статистика упряма: во всех странах, в том числе в таких, как Эстония, Литва, Молдавия или Болгария, где в последние десятилетия было разрешено свободное владение и ношение гражданского оружия, включая нарезное короткоствольное (пистолеты), число насильственных преступлений — убийств, изнасилований, грабежей — резко сократилось по сравнению с тем периодом, когда владение гражданским оружием было запрещено. Такое сокращение действительно происходило в первые же полгода-год после введения нового порядка.

И, напротив, в странах, где власти пошли по пути ужесточения правил ношения оружия (Канада, Великобритания), криминальная статистика тут же пошла в обратном направлении.

Существуют социологические исследования на сей счет даже на микроуровне. Скажем, установлено, что в тех городах США, где ношение оружия на улицах запрещено, количество убийств на 100 тысяч населения почти в два раз больше, чем в тех городах, где скрытное ношение оружия разрешено. Потому что преступники боятся нападать на тех, кто может быть вооружен. Важно именно скрытное ношение оружия, дабы преступнику было сложнее подготовиться к нападению и отобрать у вас пистолет. Важно также именно право на ношение, а не только хранение оружия — ведь 90% нападений совершаются не тогда, когда вы сидите дома с гладкоствольным ружьем, запертым в металлическом шкафу, а в темных подъездах, в вечерних парках, в темных переулках, в лесополосе.

На всю эту статистику скептики — а в России, судя по опросам, большинство (кажется, даже подавляющее) населения выступает на сегодня против разрешения свободного владения и ношения гражданского оружия — всякий раз возразят: нам чужой опыт не годится, мы к такому не готовы. Потому что мы как нация дурные на всю голову.

Вообще, пожалуй, в мало еще какой сфере, едва речь заходит о существенных переменах по отношению к status quo, дискуссия столь быстро сворачивает на тему «убогости» русского народа, как это происходит, когда речь идет об огнестрельном оружии. Подчеркну: преимущественно именно русского, поскольку тема разрешения ношения такого оружия, как и даже оружия автоматического, давно уже не актуальна для народов Северного Кавказа (а также для их представителей, расселившихся за пределами этого региона по остальной стране). Для этих народов она давно решена положительно – не по закону, но по факту, и властям пора бы уже перестать делать вид, что это не так.

Когда же речь заходит о распространении такого же права (оставим все же «калашниковы» за скобками) на всю остальную территорию страны, то сразу начинаются рассуждения об убогости ее населения. Мол, такому населению только дай в руки пистолет — оно само себя перестреляет. Мол, при таком уровне пьянства населения и «бытовухи» убыль его пойдет еще более быстрыми темпами. Мол, законопослушный человек все равно не сможет противостоять преступнику, не сможет выстрелить в человека и тем более его убить. И еще: мол, посмотрите, как при столь высочайшем уровне ненависти у нас по отношению к себе подобным мы моментально и массово хватаемся за уже разрешенную «травматику», едва только речь заходит о разборках на дорогах.

Начнем с последнего аргумента. По моему разумению, «травматику» надо не «регулировать», а практически полностью запретить, но только одновременно с легализацией ношения (скрытного, пистолетов в том числе) гражданского оружия. Травматические, так называемые нелетальные средства самообороны прежде всего анонимны, данные об их параметрах не хранятся в гильзотеках. Это снижает порог ответственности при их применении. Применяющий почти всегда уверен, что факт использования таких средств останется без последствий для него. Тогда как случаев использования легально зарегистрированного, персонально «привязанного» к владельцу огнестрельного оружия для совершения преступлений — даже не сотые, а тысячные доли процента. Использовать зарегистрированный ствол для преступления — это все равно что оставить собственный паспорт на месте его совершения.

Называясь нелетальными, травматические средства создают у их владельцев также пониженный порог ответственности: случающиеся с их помощью редкие убийства или увечья происходят именно по такому недомыслию, ведь владелец хотел только «напугать» противника. Наконец, нелетальные средства самообороны на самом деле не останавливают преступников, которые их попросту не боятся. Иначе почему бы тогда сотрудникам МВД массово не вооружиться именно такими средствами вместо огнестрельных?

Что касается убойной силы, то существующая статистика многих стран мира свидетельствует: смертельных случаев применения пистолетов обычными гражданами против преступников не более 15—20% от случаев применения. Ими отпугивают, с их помощью промахиваются, но достигают нужного эффекта в обороне, с их помощью наносят несмертельные ранения. Зато само опасение преступника, что жертва может быть вооружена, предотвращает осуществление намерений совершить насильственные преступления, по американской статистике, примерно в 40% случаев. При этом выстрел с близкого расстояния из уже разрешенных в России дробовиков убьет человека в 70—80% случаев.

О пьянстве и «бытовухе». Те, кому суждено пасть в пьяных разборках, падут в них не от огнестрельного оружия, а от кухонного ножа и топора. К тому же выдавать разрешения (лицензии) на ношение гражданского оружия нужно только законопослушным гражданам, не алкоголикам и не наркоманам. Современные средства позволяют определить и то и другое более совершенными способами, чем получение просто справок из диспансеров. Такой человек должен быть не судим, а лишение права на ношение оружия может стать одной из форм административного наказания за мелкие правонарушения. Само собой разумеется, что в стране должна быть единая база легальных «стволов» и их владельцев.

Рассуждающие же о якобы склонности нашего якобы «дебильного» народа к вооруженному безрассудному буйству совершенно забывают, что, во-первых, ровно тот же народ до 1917 года был практически поголовно вооружен огнестрельным оружием. Во-вторых, в его распоряжении и сегодня находятся десятки видов «оружия», с помощью которого можно убить человека, начиная от кухонного ножа, табуретки, топора и кончая арматурой или вошедшими в моду бейсбольными битами. Но нормальные люди не мочат друг друга в массовом порядке, а ненормальные будут мочить друг друга при любом режиме хранения огнестрельного оружия, но будут опасаться нападать на законопослушных мирных обывателей, если только будут подозревать, что у тех имеется «ствол». В-третьих, на руках у населения уже имеется порядка 5 миллионов легальных «стволов», при помощи которых преступлений практически не совершается. Они совершаются с помощью других примерно тех же 5 миллионов, но уже нелегальных «стволов». Сегодня для преступника достать оружие не проблема, это проблема для нормального гражданина его достать и с помощью него защититься от вооруженных уже давно поголовно бандитов.

Нынешняя власть в России и насквозь прогнившие правоохранительные органы не могут защитить мирных и законопослушных граждан от насилия, надо дать такую возможность самим гражданам. Помимо этого прекратить такую дискриминационную практику, когда одним регионам страны (и выходцам из этих регионов) в этой сфере позволено по факту больше, чем другим регионам.

Что касается лукавых публичных опасений по поводу того, что, мол, появление на руках у населения большого количества оружия усилит и без того воцарившуюся на просторах страны атмосферу насилия, то на этой счет есть неплохая мысль великого фантаста Роберта Хайнлайна: «Вооруженное общество — это общество взаимной вежливости. Манеры общения всегда становятся вежливыми, когда каждый должен отвечать за свои поступки собственной жизнью».

И вот это как раз не фантастика, а накопленный практический опыт. Увы, не нами.