Номенклатура наоборот

В СОВЕТСКОЕ время существовало такое понятие «номенклатура», которое обозначало перечень должностей, назначение на которые осуществлялось исключительно вышестоящим органом. Чаще всего под номенклатурой понимали государственные должности высшего уровня – министры, руководители областей и крупнейших государственных предприятий.

На Западе очень эту тему любили. Помню, в начале 70-х по какому-то «вражьему радио» долго читали роман очередного диссидента с таким же названием. Кстати, именно из этих передач (я прослушал не более трех – дальше стало скучно), даже мне, 15-летнему подростку, стало очевидным все убожество антисоветской пропаганды. Автор того романа с невероятным апломбом разъяснял нам (а заодно и западным хозяевам) основы кадровой политики СССР на высшем уровне. Хотя для нас это было секретом Полишинеля. Все об этой системе знали, и никого она особо не раздражала. Если, конечно, не считать тех, кто очень хотел в эту номенклатуру попасть, но по деловым или моральным качествам не подходил. Советские СМИ не афишировали и не смаковали перемещения номенклатурных работников, но и не скрывали эти перемещения. Таким образом, всему населению было видно, что высокий чиновник мог в одночасье слететь с должности министра на дол­жность директора завода где-то в Монголии или возглавить совхоз в Нечерноземье. Обратное возвращение не исключалось – достаточно было, чтобы за несколько лет на новом месте чиновник смог набраться необходимых знаний и опыта для повышения по службе. То есть существовала жесткая система оценки деловых качеств работника и система принятия решений по результатам такой оценки. Именно это обстоятельство и делало номенклатуру не такой привлекательной для широких народных масс. Речь не о страхе наказания, а об адекватной оценке своих возможностей.

Еще одним свойством номенклатуры было то, что человек, единожды попавший в соответствующий перечень, после практически уже не мог из него выпасть. Понизить могли, партийных и служебных взысканий могли навешать, но судили и сажали только за конкретные уголовные преступления. Сказки о расстрелах за невыполнение плана можно оставить на совести журналистов типа Пивоварова, показавшего в День Советской Армии и Военно-Морского Флота какую-то невнятную поделку с вольным пересказом данных, известных каждому культурному человеку – о ржевских сражениях – с привлечением ради пущей убедительности двух полоумных немцев и своего подмастерья, удивительно напоминающего замаскированного скинхеда. Впрочем, сегодня разговор не об этом.

А ВСПОМНИЛ я про номенклатуру, увидев список так называемого «президентского резерва», сначала выложенный на сайте президента РФ, а затем и опубликованный в «Российской газете». Впрочем, довольно быстро понял, что сходство с советской номенклатурой только внешнее. На самом деле это как бы прежняя номенклатура, но наоборот.

В советское время существовала определенная (хотя и многовариантная) система последовательного продвижения по службе. И на каждом уровне чиновник не только дол­жен был получать дополнительный набор знаний и навыков, но и упереться в условный профессиональный потолок – когда его возможности начинали выходить за рамки сферы их реализации. Если работник в такой потолок не упирался, он просто оставался на этом уровне. Если не справлялся с обязанностями – уходил на понижение. Причем перепады могли быть весьма резкими – наиболее ярким проявлением такого падения, наверно, можно назвать направление Г.М.Маленкова с должности Предсовмина СССР (это даже выше, чем сегодня должность Путина) на пост директора Усть-Каменогорской ГЭС. Обратное восхождение по номенклатурной вертикали отнюдь не исключалось. Но как бы то ни было попадание на высшие государственные посты случайных людей было практически исключено. Уточню, что речь идет о структурах исполнительной власти. В системе власти законодательной – Советов разных уровней все классы и социальные группы были представлены. То есть депутатом Верховного Совета СССР мог стать и шахтер, и ткачиха, и крестьянин. О степени их участия в законодательной деятельности можно спорить, но в любом случае мнение рабочего или колхозника выслушивалось и учитывалось (а вот нынешние «единороссы», похоже, своего мнения не имеют, несмотря на несколько высших образований и справку МВА).

Зачем так подробно об этом рассказываю? Да для того, чтобы было понятно недоумение от списка. Если в советское время чиновников, не справившихся с бременем власти, ссылали на «реальный сектор», то, похоже, сегодня все будет с точностью до наоборот – неудач­ливых бизнесменов предполагается пристраивать на теплые места в исполнительной власти. Эта тенденция прямо бросается в глаза при изучении списка представителей бизнеса (общим числом 32), попавших в президентский резерв. Там почти сплошь президенты да генеральные директора крупных фирм. Сразу возникает вопрос, а, собственно, зачем успешному бизнесмену идти во власть (с потерей части доходов и интересного дела)? Если же бизнесмен неудачливый (некомпетентный, неумелый, ленивый), то зачем он власти? А уж когда посмотришь на перечень компаний, которые эти бизнесмены представляют, то и вообще берет оторопь. Там, например, два представителя ВТБ (президент-председатель правления ВТБ 24 и член правления просто ВТБ) и главный экономист Сбербанка. Раньше я уже обращал внимание на то, что ВТБ за полтора года потерял более 80 процентов капитализации (сейчас акции банка продаются уже дешевле 2 копеек), а Сбербанк, еще год назад державшийся на постоянном допинге в виде немонетарных протекционистских мер, сегодня, похоже, полностью переведен на искусственное дыхание (в виде прямого бюджетного финансирования).

Еще примеры? Да, пожалуйста. «РУСАЛ» дышит на ладан, а его гендир попадает в президентский резерв. «Уралкалий» со страхом ожидает окончания судебных разбирательств по поводу уничтожения полезных ископаемых вследствие затопления шахты, а его генеральный директор – тоже в престижном списке. Ну пусть хоть кто-нибудь объяснит, как менеджер, не справившийся с управлением одной, отдельно взятой компанией, сможет справиться с управлением отраслью или регионом. Пусть составители перечня приведут хотя бы один аргумент, почему мы должны поверить в успешность кандидатов на занятие номенклатурных должностей.

То же можно сказать о представителях науки. Пока в этом списке только один (точнее, одна) представитель собственно науки – ведущий научный сотрудник Института философии и права Уральского отделения РАН. Зав­лаба бюджетного федерализма из гайдаровского ИИЭПа, наверно, можно пока всерьез не рассматривать, в силу удивительной молодости (1982 г.р.). Остальные лица, представленные в этой части списка, все-таки более подходят под определение хозяйственных руководителей – это ректоры, директоры и один главный редактор. Но все равно возникает вопрос: зачем им это надо? Что такое должно измениться в жизни руководителя научного учреждения или подразделения такого учреждения, чтобы он (руководитель) захотел резко поменять сферу применения своих способностей? Может быть, эти вузы и научные учреждения подготавливаются к закрытию?

Преобладание в перечне представителей законодательной и исполнительной власти, на первый взгляд, закономерно. Однако кроме директоров департаментов и начальников управлений министерств и ведомств, в списке присутствуют депутаты Госдумы. В связи с этим возникает вопрос ранжирования дол­жностей. Депутат Госдумы по зарплате, льготам и статусу приравнивается к федеральному министру. Значит, любое назначение депутата на должность ниже премьер-министра или его заместителя следует считать понижением. А зачем нам четыре премьера? Кстати, назначение министра Гордеева губернатором Воронежской области тоже надо бы расценивать как понижение – в окладе он, скорее всего, потеряет, а ответственность возрастет.

Наконец, обращает на себя внимание очевидный крен в сторону молодежи. Почти каж­дый пятый из президентского резерва моложе 35 лет, а есть и те, кто моложе 30. С одной стороны, история страны знает примеры довольно успешной работы молодежи на самых высоких государственных должностях – достаточно вспомнить А.Н.Косыгина. Но, с другой стороны, слишком свежи воспоминания о правительстве, похоронившем экономику второй супердержавы. Гайдару в 91-м было аккурат 35. Да и команда была ему подстать (как минимум финансово-экономический блок). Так что результатов работы нового псковского губернатора общество будет ожидать с настороженностью и скепсисом.

Чиновников старше 50 лет в перечне нет. То есть президент явно дает понять всем, что представители старшего поколения могут не беспокоиться. Если бы подобный подход существовал в 1998-м, Ю.Д.Маслюков не имел бы ни единого шанса спасти экономику. А ведь он тогда всего за полгода без триллионных вливаний и истеричных пресс-конференций взял, да и оттащил страну от края пропасти.

Результаты работы президентского резерва проявятся еще не скоро. Однако общее представление о системе отбора можно получить и по ранее сделанным назначениям.

НАИБОЛЕЕ ярким примером является нынешний министр обороны. Глядя на него, можно предположить, что кандидат на подобный пост должен отличаться абсолютным непрофессионализмом в соответствующей отрасли и исключительной исполнительностью. Вообще мне известно только два случая в истории, когда бывший налоговик добивался высокого положения во властных структурах – это апостол Матфей и министр Сердюков. Причем оба заняли дол­жности благодаря исключительно личным связям, а не каким-то выдающимся способностям.

Так как из армии я уволился более 11 лет назад, то рассуждать о реальном состоянии дел в армейских коллективах не имею морального права (так как знаю о нем только по рассказам бывших сослуживцев). Тем не менее считаю, что вправе выразить свое отношение к реформе.

Причины, которыми нам обосновывают необходимость реформы, не только неубедительны, но, напротив, вызывают отторжение. Нам говорят, что толчком к реформированию армии стали августовские события в Грузии. Но было-то как раз наоборот. Войска, оставшиеся практически без связи с вышестоящими штабами и, следовательно, без управления, выполнили боевую задачу эффективно и с минимальными потерями. То есть одно отдельно взятое соединение, сформированное и обученное по прежним образцам и уставам, смогло абсолютно самостоятельно осуществлять боевые действия. Ссылки на чеченские войны тоже несостоятельны. Тогда армия занималась не своим делом – подобные операции должны осуществляться частями и подразделениями внутренних войск, но не Министерства обороны. Именно для таких войск необходима высокая мобильность (чего предлагается добиться переходом на бригады), а армейские части и их командиры должны в совершенстве знать свой театр военных действий, особенности рельефа и т.п. факторы. Бригада, переброшенная за несколько тысяч километров, будет вынуждена воевать в условиях, знакомых только по карте и на других бумажных носителях, что обусловит вероятность неоправданных потерь.

Непонятно и то, по каким правилам будет осуществляться руководство частями и подразделениями. Переход на бригадную систему организации предполагает совершенно иной подход к организации взаимодействия между ротами, батальонами и полками. Следовательно, должны быть переписаны все уставы, начиная со Строевого и Дисциплинарного, заканчивая боевыми (как минимум с уровня батальона). О работе над новыми уставами никто из вдохновителей и организаторов реформы даже не вспоминает. А ведь эти документы за письменным столом не отработаешь – необходима длительная и напряженная работа по их, так сказать, отладке в ходе учений и тренировок. Кроме того, разработка новых уставов в принципе невозможна без новой военной доктрины, а ее нам обещают только к концу 2009 года.

Таким образом, с большой степенью вероятности можно предположить, что реальный переход на новые принципы управления Вооруженными силами займет не менее пяти лет. В течение всего этого периода войска будут учиться воевать по-новому, но уметь воевать по-старому. Проще говоря, если в течение реформы начнется война, бригады будут механически разваливаться на два полка, а управление ими будет осуществляться так, как если бы это была неполная дивизия. То есть фактически войскам придется воевать без второго эшелона. С учетом разбалансирования (а называя вещи своими именами прос­то развала) системы снабжения, любая боевая задача, если и будет выполняться то с такими потерями, которые несли немцы в 45-м.

В качестве несомненного преимущества министра обороны преподносится его преж­няя деятельность в области торговли. На основании этого факта делается вывод о несомненно высоком уровне знаний и опыта этого человека в области рыночной экономики (дескать, порядок в армейских финансах наведет и эффективность расходов повысит). Но это вряд ли.

Дело в том, что эффективная работа в области торговли предполагает знания хотя бы основ логистики. А с этим у разработчиков реформ очевидные проблемы. Современное руководство министерством, если и не знает, то, наверно, догадывается, что военные городки и их инфраструктура в советское время формировались не абы как, а в соответствии со сложными и точными расчетами – применительно к структуре Вооруженных сил и к задачам, выполняемым той или иной частью либо соединением. Проще говоря, военные городки строились с расчетом на расквартирование в них определенного количества семей военнослужащих. То есть, если городок рассчитан на размещение полка, то бригаду в него не всунешь, а если на дивизию, то часть зданий и сооружений останется свободной. Переход на новую структуру («они» ее еще новым обликом называют) предполагает сокращение числа военнослужащих. В тех гарнизонах, которые это сокращение затронет, численность офицерского состава сократится, скорее всего, примерно наполовину. Это значит, что, примерно половина казарменного фонда сразу окажется неиспользуемой. Жилищный фонд будет освобождаться медленнее, но все равно будет – люди побегут от безработицы и безысходности. Освободившиеся здания и помещения нужно будет либо ликвидировать (что дорого) или консервировать (что потребует неоправданных затрат, хотя бы на отопление и содержание). Не удивлюсь, если узнаю, что очередная светлая голова из новых министерских советников предложит сдавать освободившиеся помещения в аренду. Но я, например, не представляю, как будут соседствовать казармы с казино и торговым комплексом (со стоянкой для посетителей на плацу). Опуская прочие элементы боевой готовности, с уверенностью можно сказать, что при таком подходе деморализация личного состава будет абсолютной.

Массовый отъезд одной части жителей военных городков и обнищание другой части (вследствие сокращения военнослужащих) не может не ударить и по системе военной торговли. Спрос уменьшится, а значит, торговые и складские площади будет использоваться с эффективностью, далекой от проектной. Это-то бывший торговец не мог не предвидеть. Или он и торговец такой же, как военный.

Отдельный разговор о складах и базах. Исчерпывающей информации по этой части реформы, конечно, нет. Но как-то было сказано, что предполагается закрыть 200 армейских складов и заменить их 35 базами. Масштаб проблемы, по-моему, представляет любой выпускник среднего военного училища, не говоря уже о высших военных учебных заведениях, специализирующихся на подготовке тыловиков. В военных учебных заведениях тыловое обеспечение – отдельный курс, сопоставимый по сложности с курсом сопромата в технических гражданских вузах. Тыловое обеспечение даже одного полка предполагает осуществление сложных расчетов потребности во всех видах запасов, транспортных средствах, личном составе и т.п. Ликвидация даже одного дивизионного склада по-хорошему требует многомесячной подготовительной работы и четкого взаимодействия всех служб и подразделений, которые будут участвовать в погрузке, перевозке и разгрузке запасов. При этом следует учитывать, что переход на новую систему тылового обеспечения будет происходить «на ходу» – то есть в условиях действующих договоров с поставщиками. Это как школьная задача про бассейн с двумя трубами, только по условиям вовсе необязательно знать, сколько втекает, сколько вытекает и сколько в конце концов окажется в новом бассейне (на базе). Последним гвоздем здесь может оказаться принятие решения о перераспределении запасов с одного склада между разными базами. Тогда уж точно концов не найдешь, а размер вероятных потерь можно ориентировочно оценить на уровне от одной трети до половины. Но, похоже, ни министра обороны, ни высших военачальников, отвечающих за тыловое обеспечение, это нисколько не беспокоит.

Таким образом, единственная экономически эффективная цель, которая может быть достигнута в результате (или в процессе) военной реформы – высвобождение земельных участков в крупных городах и пригородах. Впрочем, это немного и успокаивает. Спрос на участки в последние месяцы упал до минимума. А значит, и реформа может быть, захлебнется.

ДРУГИЕ министры тоже не впечатляют. Министр экономики, которая не может угадать (не говорю спрогнозировать), каким будет курс иностранной валюты через две недели. Министр финансов, не понимающий, что вложения в иностранные мусорные ценные бумаги не могут сделать страну-инвестора островком стабильности. Министр здравоохранения (Минздравсоцразвития), не имеющая ни малейшего представления, как бороться с безработицей. И т.д. А ведь все эти люди не первый день в правительстве. Они долгое время занимали нижестоящие дол­жности. Неужели уже тогда не было видно, что они, мягко говоря, не тянут. И тем не менее все эти люди шли на повышение. То есть и здесь налицо тенденция, обратная той, которая существовала в отношении советской номенклатуры. Работника, не справляющегося со своими обязанностями, не понижают в должности, а наоборот, двигают по службе. А если так, то чего же мы ждем от экономики и социального развития. Они тоже двигаются вспять – от плохого к худшему…

Текст: В.Р. Захарьин, «Советская Россия» [2]
Илл.: Сеть