Шуберт и швабра

Один из московских лицеев. Вечер. Все занятия уже закончились, а я все сидел и пытался обучать девятиклассников журналистике. В тот момент, когда школьники принялись составлять тематический план учебного журнала, дверь открылась, и в класс неуверенно зашла уборщица.

Этот образ стал уже классическим для крупных российских городов — таджичка неопределенного возраста, в помятом халате, с испуганным выражением лица. Когда видишь такую, сразу представляется пыльный кишлак, худые ослы, бараны с грязной шерстью, дымные хижины.

Тяжело подбирая русские слова, она произнесла:

— Убирать. Надо.

С легким высокомерием мы объяснили ей, что, дескать, идет творческий процесс, не мешайте, потом уберете. Таджичка молча вышла. Мы тут же забыли о ней, как забывают о сквозняке, некстати распахнувшем окно.

Через пару минут за дверью заиграла музыка. Причем явно не магнитофон и не радио — звук был живой. Но мы-то точно знали, что в лицее никого, кроме нас, нет. Выглянув за дверь, мы обнаружили ту самую таджичку-уборщицу. Она сидела в своем помятом халате за пианино, которое непонятно зачем установили в холле третьего этажа. Рядом стояли ведро и швабра. Женщина самозабвенно играла. Кажется, это был Шуберт. Точно сказать не могу, поскольку мое музыкальное образование хуже, чем у таджикской уборщицы. Да и школьное пианино явно нуждалось в услугах настройщика.

Мы вернулись в класс. Минут пять сидели молча. Слушали. Потом встали и пошли домой. Проходя мимо таджички, по идее, нужно было сказать что-то вроде: «Теперь можете идти убираться». Но как-то неудобно было — все-таки человек только что играл Шуберта, пусть и на расстроенном пианино.

Каждый день мы видим этих людей на улицах. «Мигранты из Средней Азии… Наверное, нелегальные… Работают за копейки, подрывая отечест­венный рынок труда…» Смуглые, узкоглазые, молчаливые. В их руках метлы, лопаты и швабры. Даже самые толерантные граждане предпочитают не здороваться с ними за руку. Признаюсь, я тоже у себя во дворе не общаюсь со среднеазиатскими дворниками, а вот когда на их месте был «наш», я радостно приветствовал его каждое утро.

Мы ничего не знаем о них. Видим лишь, как они орудуют метлами и возюкают швабрами. О чем они говорят между собой? Что они думают о нас? О чем мечтают? И, в конце концов, сколько из них, скрывшись от наших глаз, играет Шуберта?

Нам это неизвестно. И никто этого не расскажет. Зато есть люди, готовые выдать простую формулировку: «Враг шагает по нашей земле. Враг агрессивный, стремящийся уничтожить нашу культуру, захватить экономику, навязать свои законы. Имя этому врагу — нелегальная иммиграция. Вместе с ордами неквалифицированных чужеземцев к нам ползут коррупция, терроризм, болезни…» — это из листовки к очередному «Русскому маршу».

Непонятный праздник 4 ноября у нас традиционно отмечается скандальным шествием русских националистов. Не люблю я этих людей. Причем больше всего пугают не малолетние скинхеды — с этими все понятно, — а вполне приличные с виду люди, которые маршируют под лозунгами «Россия для русских!». Но вот, дописывая эту колонку, я задумался… А ведь те, кого я считаю фашистами, может быть, тоже втихую играют Шуберта?

Текст: Григорий Тарасевич, Русский репортёр [2]