Цена бифштекса

Роберт Мугабе – это не президент Зимбабве 84, кстати, лет от роду, а такой образ. Для меня во всяком случае. Вполне поучительный. С момента, когда зимбабвийские массы в революционном порыве возвели его на пост премьера, а позднее президента страны, прошло 28 лет, за которые он, не отходя от президентского кресла, ухитрился трансформироваться в ненавистного лидера загибающейся от инфляции и стагнации страны.В 1986 году, когда я в первый и последний раз в жизни видела воочию этого президента в столице его родины Хараре, при всех вполне кровавых особенностях региональной политики и вполне уже культовом количестве портретов президента на улицах и вдоль дорог, экономика как-то еще работала, черные мирно сотрудничали с белыми, детская смертность падала, а величина бифштекса в ресторане поражала. Зимбабвийцы повторяли шутку, что уровень жизни в стране определяется величиной бифштекса. Плюс 22 года у руля любой ценой при имитации выборов или коррекции их результатов в свою пользу – и вы получаете страну в том самом месте, которое не принято упоминать в приличном обществе. Любовь масс, как известно, тоже прямо пропорциональна величине бифштекса на их столе и ослабевает тем быстрее, чем быстрее цена на бифштекс приближается к вчерашней цене на корову.

Умники, придумавшие ограничивать президентство двумя сроками, знали, что делали. Они исходили из того, что люди, в сущности, властолюбивые и жадные существа, поэтому закон должен ограничивать проявление их недостатков. Поэтому и выборы должны быть регулярными, реально состязательными, конкурентными. Этот велосипед давно изобретен, и, как показывает история, попытки его суверенной модификации заканчиваются трагически: в зависимости от особенностей страны – бунтами, революциями, развенчаниями культа, насилием.

Отсутствие здоровой конкуренции или состязательности за место «наверху» неминуемо сказывается на ее сворачивании на всех остальных понижающихся уровнях – и в политике, и в экономике, и в общественной жизни. Вот смотрите. За последние 8 лет в стране исчезла реальная конкуренция за главный пост в стране (как, впрочем, и за большинство в парламенте). Затем аннулировали открытую конкуренцию (а что еще такое выборы?) за посты губернаторов. Так пытались укрепить вертикаль власти. Результат буквально сегодня объявил человек, стоящий на вершине этой вертикали: огромные проблемы с подбором кандидатов на должности губернаторов. Каждый раз, оказывается, это головная боль – кого назначить руководить регионами. Так и хочется сказать: а вы не ломайте голову, этот велосипед давно изобретен. Включите выключенный ранее механизм нормальных губернаторских выборов, запустите конкуренцию, состязательность. Худо-бедно, а выбор-то увеличится. Неа, вместо этого изобретаются какие-то президентские квоты на кадры, которые нельзя купить за бабки. О! То есть построение вертикали, признает первое лицо, привело к увеличению коррупции. Но это нас не остановит.

Редуцирование состязательных механизмов в политике привело к появлению того телевидения, которое мы имеем. И к тому, что единственной массовой площадкой для альтернативных мнений стала улица. Создание механизма обработки общественного мнения в духе безальтернативной любви к данной власти совпал с годами нефтегазового благоденствия и роста экономики. В условиях спада экономики и нарастающей инфляции разрыв между сервильной картинкой на экране и реальными проблемами населения начинает с удвоенной силой работать против единственной и неповторимой власти, поскольку только она, как усвоили за 8 лет, у нас в стране и есть, ей все лавры, но ей же при изменении обстоятельств – и все тумаки. Ей, ее парламенту, ее правительству. Напомню, что единственным местом для проявления альтернативных настроений осталась улица.

Убив ЮКОС, власть дала совершенно точный сигнал бизнесу: побеждает не тот, кто лучше, не на аукционах или открытых тендерах, а тот, кто договорится с властью. Реальная состязательность в бизнесе была заменена «Байкалфинансгруп» как символом безальтернативной победы заранее определенных властью структур. И уже никого не удивляет, что новый президент делит шельф между близким ему «Газпромом» и близкой Сечину (Путину?) «Роснефтью». Вне открытой конкуренции, вне состязания, вне аукциона, вне выбора.

Убрав состязание из исполнительной и законодательной власти (парламент – не место для дискуссий, особенно когда спорить уже почти не с кем), а затем последовательно отформатировав телевидение под бесспорную с точки зрения власти картинку, назначив безальтернативной молодежью «Наших», освободившись от способных на альтернативное видение и живущих на невесть чьи, но не «наши» деньги, полученные на состязательных конкурсах, общественных организаций, сосредоточив богатство в руках не задумывающихся об особенностях российской политики (во всяком случае публично) бизнесменов, власть предопределила отсутствие состязательности и в суде. Так было при вертикали власти в СССР, так стало при вертикали власти в России.

Дело ЮКОСа позорно не потому, что его фигуранты от Ходорковского до Пичугина и, скорее всего, судя по сегодняшнему запросу прокурора, Невзлина белые и пушистые, а потому, что их приговоры были предопределены и безальтернативны. И к реальному правосудию, предполагающему состязание обвинения и защиты и реально независимого судью, способного услышать обе позиции, эти дела отношения не имеют. Это дает основание предполагать, что и тысячи других людей сталкивались в российском суде с аналогичной ситуацией. Наш суд не живет отдельно от тренда, как и наши следователи, наша прокуратура и наш Следственный комитет. Кстати, вот наиболее яркий пример, когда попытка создать что-то альтернативное в стране, где альтернативное не канает вовсе, привела к позорной публичной сваре и взаимной дискредитации как прокуратуры, так и Следственного комитета.

Надо менять тренд, включать механизмы конкуренции, право на альтернативу, состязательность на всех уровнях и во всех сферах. Нужно вернуть выбор в широком смысле слова.

Не надо изобретать велосипед. Надо просто к нему вернуться, внимательно рассмотреть и восстановить утраченные функции, которые мешают ему двигаться. Если предусмотрены две педали, то пусть их и будет две. Не говоря уже о колесах. Одно колесо – тоже вариант, но в цирке.

Так вот, возвращаясь к милому моему сердцу образу Мугабе, его суверенной демократии и несчастной стране Зимбабве. В 1986-м еще был шанс. В 2008-м он не оставил выбора ни себе, ни, что гораздо хуже, стране. Его просто сметут голодные и обозленные соотечественники. Ему выставят счет. Потому что больше некому.

Текст:Наталья Геворкян [2]